В теле танцовщицы как будто соревновались четыре стихии. Вот она податлива, как вода, и готова подстроиться под любое движение, а в следующую секунду становится горным утёсом и непреклонно подчиняет себе. Вот она взлетает, словно птица, и делается почти невесомой, чтобы в следующее мгновение обжечь болезненным прикосновением. Стихии чередовались между собой всё быстрее, пока, наконец, не слились в едином и бесконечном эфире.
Когда Салим пришёл в себя, девушка сидела рядом. Она протянула ему чашу с шербетом и орехи. Чёрные блестящие волосы были заплетены в длинные косы с изумрудными лентами и едва прикрывали груди с вздёрнутыми вверх коралловыми сосками.
– Неужели я в раю? – пробормотал Салим.
Он внимательно оглядел комнату, затем вопросительно скосился на девушку.
– Если я живой, то где нахожусь?
Танцовщица улыбнулась и прижалась гладкой щекой к его плечу.
– Мой господин столько сил отдал мне этой ночью, что, видимо, потерял память. Ты в гостевых покоях императорского дворца.
– Гостевых покоях?! – удивился Салим. – Как я мог тут очутиться?
– Его величество оказал тебе великую честь и принял со всеми почестями, как важного гостя.
Девушка нежно поцеловала его в щёку и крепко оплела своими изящными руками. Её не волновало, что любовник совершенно не помнит того, что происходило ночью, как, впрочем, и всего, что случилось с ним за несколько последних дней.
2
Признаться, никогда до этого я и не задумывался, что кто-то помимо меня может совершать подобные путешествия. Такая способность всегда казалась мне чем-то исключительным, и поначалу это доставляло радость. Лишь с годами, погружаясь в дремучее прошлое, я всё больше стал ощущать тоскливое одиночество. С каждым новым путешествием оно, как осадок, откладывалось во мне, пока не выкристаллизовалось в холодный и грубый сталактит. Я начал понимать пророков, которые считали, что