в 40, – роль Абрам Моисеевич предназначил бывшему актеру Русского драматического театра имени Надежды Константиновны Крупской, но настолько спившемуся и потерявшему цепкость памяти, что его отправили с серьезных подмостков на легкую службу худруком Дэ Ка, где он мог пить спиртное пусть малыми дозами, но сколько влезет, и при этом не потерять креативного образа жизни. Девушек в пьесе играли девушки, в главных ролях – Ольга, Ира, Света; еще в народный театр ходила молодая замужняя женщина, чье имя не столь важно по двум причинам: она никак не тянула, да и не претендовала на какую-либо мало-мальски заметную роль, в свободное от работы в лаборатории завода имени Ленина, от обязанностей жены одного из инженеров этого завода, от народного театра время она посещала еще и студию бального танца, где была в паре с Ильей Тольским, влюблена в него, как кошка, и, разумеется, об этом знали все, кроме мужа… О том, как безумно ревновал ее к Илье Тольскому Вовка Кораблев, я узнаю только через… да… Примерно через 30 лет… На ведущих ролях, кроме спившегося актера, который в силу таланта и чем-то там занятости на репетиции не ходил, были высокий грустный, как кажется, в меру простодушный инженер Коля, почти сразу после премьеры в автокатастрофе погибнет его миниатюрная жена, мы всем театром пойдем к его родителям выражать соболезнование; Володя Никульков – бойкий парень с одноэтажной окраины города Фрунзе, он учился в ПТУ и был из той немногочисленной и малоправдоподобной, но великолепной породы парней с окраины, – может быть, они и сегодня там водятся? – с которыми спокойно и надежно. Мы не просто звали Никулькова Володей, а Кораблева Вовкой, чтобы было удобнее различать тезок, а потому что… как ни крути, Володя – это Володя, а Вовка – это Вовка, несмотря на французский язык, белые брюки и припудренный нос последнего… Впрочем, если быть совсем честным, иногда мы производили эдакую номинативную конверсию, а иногда даже звали то одного то другого Владимиром… Еще одну заметную роль – шестнадцатилетнего паренька Данилы, который хочет добровольцем на фронт только потому, что тайно влюблен в девушку лет на пять старше себя, которая тайно влюблена в сорокалетнего мужчину, – должен был играть либо я, либо Вовка… Лёшка Петров, Илья Тольский и еще два парня (которые ходили редко, имен их я не запомнил) должны были выносить в финальной сцене гроб с Колей.
…Помню, почти всю черно-белую, она редко бывает чисто белой, киргизскую зиму мы репетировали «за столом». Коля путался в своих словах, даже читая их с двухкопеечной школьной тетрадки, девушки заламывали руки и поднимали кверху личики… Абрам Моисеевич (за спившегося актера): «Что Вы читаете? Надо же – «Манон Леско»!». Светка Кормилицына: «Ах, как на свете много разного, интересного! Я всё хочу узнать!» Я только что избавился от своей картавости (детская поликлиника возле Ошского базара, кабинет логопеда, пятилетняя малышня и пятнадцатилетний капитан
