Юра, который подменял меня две недели, говорил, что у меня будут две группы. В одной 9 человек и по-русски они кое-как (или никак? – спросил я не Юру, а сам себя, точнее, свой здоровый, правда, редко просыпающийся пессимизм). Мне им вести «Деловой русский» часть первая. А вот во второй группе и всего 5 человек, и по-русски они говорят уже довольно прилично: год были в Москве – шутка сказать! Мне им читать «Деловой русский» часть вторая и лексикологию. «Так это что, у меня будут всего 4 пары в неделю? – Ну да. – Да щоб я так я жил! В России такого не бывает! – В Украине тоже…»
Маленькие сарайчики за большим корпусом Интернэшнл Хауса совсем близко: подняться от нашего мини-городка на пригорок – минут пять и ты у цели. Слева – как помните, небольшое зеленое поле, справа – я еще об этом не говорил: Юрфак на курьих ножках. Это, конечно, я так его прозвал. Это вообще-то большое солидное здание, эдакой гигантской русской буквой «Г», только не стоячей, а лежачей. Но вот короткая ножка не стоит сплошным параллелепипедом скольких-то там своих этажей, а как-то странно обрывается к концу колоннами. Короче, архитектура здесь весьма своеобразная. Ни один учебный корпус не похож на другой… Перед Юрфаком – особо ухоженные клумбы с особо желтыми, золотыми какими-то цветами… Перед Интернэшнл Хаусом поскромнее… Но какой-нибудь наш обком, или как они там сейчас называются, наверное, у себя перед фасадом не прочь бы такие клумбы-цветы иметь… Нечто такое остролистое фиолетовое с краснинкой, вперемежку с просто красным.
Выходил из общежития – накрапывал дождик. Метров за десять до Интернэшнл Хауса хлынул настоящий тропический ливень. Это как встанешь под душем и резко включишь вентиль на полную…
Итак, спускаюсь мимо левого бока большого учебного корпуса к трем черным учебным баракам, единственный живой из них – который посередине. Там – Юра говорил, две аудитории. Моя – вторая. Захожу. Три ряда вентиляторов на потолке – вот что первым бросилось в глаза. Обычная доска для писания маркером. Учебные креслица. Они здесь везде стандартны: правый «подлокотник» широкий – книжку или тетрадку положить, писать-читать. Здесь креслица стоят не совсем ровными рядами, прямо скажем – совсем неровными… Семь тридцать, семь сорок – никого! Звоню Юре. Он смеется в трубку: «Это Гана! – знают, что придет новый преподаватель, да еще и из России, сам будет волноваться… Да придут!»… Пришли. Без десяти восемь. А ровно в восемь – Илдико в герметичном голубом плаще, естественно, с капюшоном: «Олег, иди домой переоденься, я с ними побуду. – Не стоит…»
Уж и не знаю, поняли ли эти ребята, что́ я им полтора часа вещал, но, думаю, как минимум я был шкоден. Они всё время улыбались. Поморщились только один раз, когда я трижды им повторил: все занятия – только на русском. Ноу Инлиш, ноу! Это, кстати, не я придумал: это как бы в принципах кафедры современных языков – к четвертому курсу студенты испанской