Тогда я стал путешествовать. Я видел разные вещи. Я видел миражность Мали, пингвинов с розовыми бровями на скалах возле Кейптауна и вертикальную аскезу Индии, я ушел на Тибет, потому что там живут самые правильные люди этой земли.
И когда возвращался, я думал о Сером, мне хотелось ему задать несколько вопросов. Я встретил Серого совершенно случайно, на автобусной остановке, когда, отдав в ремонт на улице Обручева свой неновый автомобиль, собирался ехать домой.
– Отъездился? – сказал он.
– Я был на Тибете, – не без гордости сказал я, может быть, даже желая его чуть-чуть уязвить.
– На хуй мне твой Тибет? – сказал Серый.
Он сел в автобус и уехал.
Агенты по торговле недвижимостью, участковые врачи – все те, кто имеет каждодневный доступ к простому народу, поражаются степенью его одичалости.
За фасадом большого города, в недрах «убитых» коммунальных квартир, с гнилым серпантином наружной электропроводки, «жучками», крючками, затворами, синюшными стенами, битыми стеклами, рассохшимися подоконниками, оторванными дверными ручками, тазами, затхлостью, там, где улица начинается с коридора, трубы слезятся, в уборных дворовый холод и голая лампочка, расселена Русь, которая до сих пор продолжает допетровские времена. Случайно ошибешься номером телефона – откликнется из глубины колодца невменяемый голос – с размаху въедешь в Средневековье.
Неадекватность самых элементарных представлений, фантастические образы мира, скопившиеся, роящиеся, размножающиеся в головах, малиновые прищепки и дуршлаги, под отклеившимися, повисшими изнанкой обоями – газетные желтые лозунги, осуждающие не то Бухарина, не то Израиль, вонь ветхого белья, дрожащие руки со вспухшими венами, хитрость таракана, за которым гоняются с тапком в руке, изворотливость, непомерные претензии на пустом месте, неприхотливость, чудовищный алкоголизм, неподдающаяся анализу отсталость при работающем весь день телевизоре, ссоры, свары как норма жизни, ябеды, пересуды, сплетни, ненависть, крохоборство, нищета – весь этот ком слипшегося сознания перекатывается по всей стране. Дохлое пушечное мясо, непредсказуемый фатализм, готовый фарш для самой низменной демагогии, недобрый прищур, припизднутый рокер, маньяк с лобзиком, неизбывный запашок газа, неустойчивость реакции, болезни всех видов, физическое уродство, необъяснимая гордость за прожитые годы, нестриженая седина, паралич воли, неумение суммировать свой опыт, безграмотные понятия об истории хотя бы вчерашнего, прожитого ими же, как свидетелями, дня, мозговые узлы карикатур с неизбежным Хрущем и бровастым хануриком, поклонение силе, нечеловеческая слабость – вот тот люд, который живет – не живет, но который есть и с которым мы слишком редко считаемся как с реальностью.
Дребезжат