Я обезумел. Я взял его за шиворот, встряхнул и поволок на кухню – чтобы клювом ткнуть в письмо, которое, как памятка, висело, приколото булавкой, на стене.
– Что все это значит?!
Он вырвался и отстранился. Сел.
Достал и стал натягивать берет. Поправил и, взглянув надменно, молвил (и снова связно, значит, дурака валял все время!):
– Она вас ждет. Я с тем и появился, чтобы передать и подготовить к встрече.
Я обмяк. Хотя я и предвидел, но все-таки не верил до конца. Что же делать?
Он смилостивился, добавив:
– Мы завтра в путь должны отправиться. Это недалеко, в Р-ской области, три с четвертью часа на электричке. Да, теперь пора. Теперь вы знаете. И я вас нынешнего знаю. Она предупредила, что если вы забыли – не стоит беспокоить...
– Мне некого больше помнить.
– Да, вы помните, я вижу.
Мой обморок сменился беспокойством. Я бросился расспрашивать: что с ней и как она, что с нею приключилось с тех пор, как этот ветер, ветер, ветер наполнил свои щеки-паруса и все вокруг так быстро закружилось, что, чтобы уследить, юлой вертясь, напоминая сам себе стремнину и оглядку, или собаку, что, свой хвост пытаясь укусить и выудить из дебрей шерсти блошиный мельк воспоминания, крутит, вертит себя в стремительной оглядке на ничто – с тех пор ни отклика, ни зова...
И вот теперь, спустя – не время, нет – какой-то ком бессмысленности, бреда, который полонил кусочек возраста, я от такого вот создания слышу, что где-то она есть и ждет меня, поскольку там что-то эдакое вышло, и без меня теперь ей не распутать... Ну что ж, я рад, что мог бы быть полезен. Но почему все это втайне, нельзя ли было просто написать: так, мол, и так, нужно будет сделать то и это, и еще, будь добр. Всего ей нужно было три-четыре фразы – обыкновенно человеческих, но вместо – она устраивает невыносимый театр, мне присылая страшный тот отрывок из моего последнего письма.
Какой-то цирк выходит, если разобраться во всех репризах этого посланца: чудесный карлик – он смешон и пародиен настолько же, насколько мне зловещим показался поначалу. Но, Боже, Боже, почему так странно.
Два года минуло с тех пор, как только в общих снах нам видеться возможно. Она исчезла без предупреждения: так – что-то в воздухе витало постоянно, гремучей смеси запах доносился из пауз некоторых фраз, отрывков телефонных разговоров, взглядов в никуда. Да, было внятное предвосхищенье краха. Но что там было рассуждать, когда сию минуту здесь она: вдохнуть, коснуться, молвить – рай – пустое место...
Но стряслась пропажа. И нужно было срочно эвакуироваться, поскольку воронка пустоты от взрыва стремительно росла и развивалась. Сначала жизнь была, как после смерти. Движение лишь потому не затухало, что из инстинкта самосохранения. Потом настал беспамятства наркоз, но долго тихим обмороком страха – там, где-то в нижней части живота, сосало тонко, медленно срастаясь. И больше ничего – ни влаги, ни тепла. Густейшая, как темень, глухота, заваленная ватными холмами,