Однако полковник быстро взял эмоции под контроль.
– Толя, – по-отечески обратился Кривошеев к Смирнитскому, – есть информация из надежного источника, но не полная. И весьма тревожная.
Стоявшая в кабинете духота, вызванная полуденным июньским солнцем Таджикистана, усугублялась еще и напряжением, возникшим между сотрудниками органов безопасности. Не спасал и тихо тарахтевший старенький советский вентилятор на рабочем столе, который едва разгонял горячий воздух.
– Это я понимаю, Константин Сергеевич, – ответил Смирнитский, – раз потребовалось присутствие самого заместителя начальника департамента министерства, информация не может быть несерьезной. Но вы же не говорите, что это за информация.
Кривошеев с досады поджал губы. Он понимал, что, не раскрывая, как выразился министр безопасности, «всех карт», он фактически подставляет ни больше ни меньше, а всю заставу. Но и все сообщить он не мог – это значило бы нарушить указание «первого». В который раз за свою службу в органах Кривошеев вынужден был выбирать: воинская честь или жизни бойцов, которые приносились в жертву воинскому долгу.
– Вот, – Кривошеев быстро направился к карте местности, где располагалась 12-я застава, – Анатолий Иванович, смотри сюда.
Константин Сергеевич провел указательным пальцем вдоль юго-восточной границы расположенного рядом с заставой кишлака Сари-Гор.
– Все, что могу показать тебе, капитан.
Настроение у Смирнитского было мрачным.
– Понятно, – пробормотал он, пробежав глазами по невидимой, но весьма важной линии на юго-восточном направлении, которую пальцем очертил Кривошеев.
В этот момент в дверь кабинета Смирнитского постучались, и на пороге появился прилетевший вместе с Кривошеевым – но уже по душу капитана Майбороды – полковник пограничной службы, недавно отделившейся от госбезопасности.
– Константин, – обратился он к Кривошееву, – ты заканчиваешь? Пора вылетать.
– Я сейчас, – ответил Кривошеев, и тот вышел, захлопнув дверь. – И еще одно, – обратился он уже Смирнитскому, – желаю удачи. По всей вероятности, она вам понадобится.
И он направился к выходу.
Подняв клубы пыли, вертолет, крякнув, оторвался от взлетно-посадочной площадки и медленно стал набирать высоту. Провожавшие офицеры 12-й пограничной заставы Московского погранотряда: Анатолий Смирнитский, Михаил Майборода и Андрей Мерзликин – придерживали фуражки, чтобы не сдуло.
Когда вертолет почти растворился в голубой дали неба, превратившись в еле заметную черную точку, мрачный Смирнитский развернулся и молча направился к себе.
– Эй, – крикнул Майборода, догнав его на пути к офицерским жилым кубрикам, – ты какой-то угрюмый. Что случилось?
Смирнитский остановился, дожидаясь Михаила.
– В том-то и дело, что ничего, – с досады пробурчал он, – как всегда, ничего. Твою же мать!
И Смирнитский пнул первый подвернувшийся под ногу небольшой камушек. Майборода не понимал