«Тогда возникает в твоей пустой голове вопрос: зачем ты привел сюда Самойлову? Может, ты хотел полюбить ее, как тогда, в молодости, а потом струсил? Одно дело любить молодую, никем не тронутую аспирантку, и совсем другое – страстную сорокалетнюю даму. Скажи правду, испугался?».
– Ей лет тридцать, тридцать пять, – механически возразил Гарик.
«Пусть будет тридцать, – быстро согласился голос. – Это ничего не меняет. Ей нужен молодой, сильный мужик, от которого она бы сходила с ума каждую ночь, а ты на такие подвиги уже не способен. От тебя собственная жена сбежала к Старкову».
– Никуда она не сбегала! Старков насильно удерживал Ирину в ЗАГСе. Если б я не опоздал, то ничего бы не случилось.
«Блажен, кто верует, – расхохотался голос. – Я только одно не пойму, если ты не боишься сорокалетних дам, то почему бежишь от Веры? Она говорит, что воспитывает твоих детей. А может, ты ее считаешь ведьмой?».
– Какая из нее ведьма!? На Патриарших прудах она предлагала мне начать жизнь с чистого листа, – неуверенно возразил Барский.
«Лучшего места для объяснения в любви с ведьмой в Москве не сыскать!» – расхохотался голос.
– Она не ведьма, она – женщина, врач, психолог, и на ней был маскарадный костюм из «Детского мира».
«Ну, если она не ведьма, то тебе надо вернуться к ней и от души полюбить, как тогда в Казантипе».
– У тебя одно на уме, глюк позорный, – повысил голос Барский.
«У меня на уме то же, что и у твоей Веры, и всех женщин Казантипа, – возразил голос. – Ты бы хоть раз в жизни послушал, о чем они думают. Это же кошмар, ужас! Да они каждого мужика примеряют к своей постели».
– Все, у тебя крыша поехала, – возмутился Гарик. – Вали отсюда, пока жив. Мне такое второе «Я» больше не нужно!
«Странный ты человек. Я тебе помочь хотел. Мысли оживил на два голоса, чтобы все стало на свои места. А ты грозишь мне, ругаешь!».
После этих слов в голове наступила мертвая тишина. Мужской голос исчез, и Гарик уже сам продолжил искать выход из создавшегося положения.
Писатель, стараясь не шуметь, прошел по крыше на противоположную сторону дома и, присев возле пожарной лестницы, достал из кармана рюкзака седой мужской парик и вылинявшую старую штормовку. В таких куртках горные вершины туристы покоряли лет двадцать назад. Абалаковский рюкзак из-за пишущей машинки казался огромным.
– Черт, я из-за этой «Москвы» чуть не убился, – неожиданно осенило Барского. – Я же вначале собирался на такси ехать, вот и сунул ее в рюкзак, а когда прыгнул, она меня и потащила вниз.
Вера сидела в машине на заднем сиденье, нервно постукивая пальцем по обшивке переднего кресла. Временами она бросала взгляд на единственное освещенное окно пятиэтажки.
Минут через пятнадцать водитель, обернувшись, напомнил: «Уважаемая,