– Тогда курей, уток и кроликов пощади.
Альбина задумалась над этим предложением и огляделась. И только тут она осознала, какие масштабные разрушения сделали они вместе с сыном, какие потери понесло домашнее хозяйство. Свет фонаря на крыльце дома освещал ужасающую картину потерь и бедствий. Орали куры. Самые проворные из них взлетели на крышу и деревья, но благодаря своей слепоте с этих насестов соскальзывали и, неуклюже хлопая крыльями, падали на землю. Носились апоплексические кролики, потерявшие от ужаса всю свою осторожность.
Между кроликами сновал кабанчик, топтал несчастных зверьков, кидавшихся под его копыта, как камикадзе под танк. Мускусные утки, все как одна, застряли в заборе. Теперь их задние части, суетливые хвосты и подвижные лапки дергались внутри птичьего двора, а гибкие шеи и головы трепетали снаружи. В свойственной их породе манере селезни астматически шипели, а самочки панически крякали. Поросячий саж и кроличьи клетки превратились в скопление поломанного дерева и металла, в недрах которого шебуршил и пронзительно выл Лехоша
Обычно состояние домашнего хозяйства Альбину не слишком заботили. Главное – есть, что поесть и чем очередного мужа попотчевать. Всех этих кур, цыплят, уток, свиней, кроликов и нутрий Альбина Степановна представляла в готовом виде, лучше, жареном или запеченном. Хозяйством занимались родители. Но вид произведенных разрушений вверг и беспечную Альбину в состояние некоторого замешательства, – вдруг скончаются от стресса утки, куры и кролики, подоспеет время свадьбы, а на стол ставить нечего. Решив так, Альбина отдала матери свое боевое оружие, трубку от гардины.
– Забирай! – Сказала она.
Увидев сдачу оружие, затих Лешка Бякин, зазвенел металлом, зашуршал поломанным деревом, выпростал из руин свою всколоченную голову. Близость главной защитницы – бабушки навела его на мысль, что мама больше его трогать не будет, все беды миновали и впереди только сладострастные минуты бабушкиного обожания. Обычно после очередной маминой порки или Сашкиных издевательств бабушка принималась Лешу жалеть, кормить его размоченными в сладком чае сухарями, гладить по головке. И если бы этому событию не предшествовали жестокие телесные страдания, Леша такие бы минуты любил.
– Вылезай, калека, как-то слишком миролюбиво позвала сына Альбина. Леша поддался на такой призыв и выбрался из развалин. Альбина медленно подошла к нему, совсем нежно взяла за руку, а потом, резко подняв с земли обломок доски, пару раз ударила по поджарому заду. Лешка громко взвыл, вырвался на волю и, продолжая выть, скрылся в саду.
– Вернешься – добавлю! – Крикнула ему вслед Альбина.
– Все, отвела душу? – Осуждающе спросила бабушка Муня.
Альбина ничего не ответила. Завернувшись в остатки своего изорванного, словно простреленного ружейной дробью, платья, она отправилась к дому и села на ступеньках крыльца.
Теперь