Глава государства. Олег Емельянович Кутафин

России в самодержавную эпоху безответственность Государя, – писал Н. И. Лазаревский, – являлась таким принципом, который сам собою вытекал из самого существа нашего строя. Вместе с тем ст. 209 Учр. Мин. и ст. 340 Уложения о наказаниях распространяли безответственность и на должностных лиц, действия которых были одобрены Государем[187]. В настоящее время Основные Законы о безответственности Государя тоже не говорят. Подобно большинству конституций, наши Основные законы говорят лишь о том, что „Особа Государя Императора священна и неприкосновенна“ (ст. 5). Из этого положения, очевидно, надо сделать тот же вывод, который делается общей конституционной теорией из аналогичных постановлений (западных конституций), а именно, что понятие „неприкосновенности" заключает в себе и понятие „безответственности".

      Поскольку эта безответственность основывается на неприкосновенности, т. е. на личной привилегии монарха, она не может быть распространена на тех, кто исполняет его поручения»[188].

      Безответственность императора, считал Н. И. Лазаревский, распространяется только на уголовные дела. Что же касается гражданской ответственности, то гражданские иски признавались возможными, если они предъявлялись не лично к государю, а к «Кабинету или к какому-либо другому учреждению Министра Императорского Двора»[189].

      Н. М. Коркунов считал иначе. Он полагал, что безответственность императора заключается в том, что он не подлежал привлечению к ответственности ни со стороны органов государственной власти, ни со стороны иных лиц за все сделанное или сказанное, хотя бы в его поведении заключались все элементы правонарушения.

      По его мнению, безответственность монарха признавалась не только в пределах России, но и другими государствами. Так, Н. М. Корку-нов приводил пример, когда парижский суд в своем определении 22 августа 1870 г. признал себя некомпетентным принять иск некоей девицы Массе, высланной по высочайшему повелению из пределов России, на том основании, что нельзя вызвать в суд иностранных государей[190].

      Ф. Ф. Кокошкин считал безответственность монарха важным признаком монархической власти. «Исторически начало безответственности устанавливалось, – писал он, – задолго до конституционных учреждений, явившись результатом неограниченной власти монарха, с одной стороны, и бессрочности его права – с другой. Но безответственность монарха сохранилась повсюду и после введения конституционного строя, причем нашла себе практический корректив в ответственности министров за его действия; как мы уже знаем, эта комбинация способствовала переходу фактического руководительства управлением в руки министерства, т. е. установлению парламентаризма. Ответственность главы государства, существующая в республиках, хотя и не является безусловным препятствием для установления парламентарской системы управления, но чрезвычайно ее затрудняет»[191].

      Рассматривая реальные