Можно, решила я. И закурила. В отсутствие свидетелей триумфаторские чувства понемногу вползали обратно в мое
сердце. Съемная квартира в центре города. В Коломне. За пятнадцать тысяч. Новый диван, никем нетронутый и не оскверненный. Может, этот диван станет нашим с Коваленкой брачным ложем. Мои вещи висят в моем шкафу. Все это купила я. Фантастика!
13:50
Коваль
Вообще-то мы с ним знакомы лет шестнадцать. Это я так говорю – «Ковален», «Коваленочка», «Лешенька», а ведь очень долго я звала его Алексей Николаичем и на «вы». Или, расхрабрившись, по фамилии: «Коваленко».
Нет, наверное, не с этого надо начать. Конечно. Самое главное – это разница в тридцать семь лет. В принципе, Ковален годится мне в дедушки. Теоретически. Если бы он родил сына лет в семнадцать, а сын родил бы меня в восемнадцать… Но, слава богу, произошло не так.
Хотя наши корни некоторым образом переплетаются. В сорок пятом Коваленкин отец и мой дед лечились в одном госпитале. В Прокопьевске. Представляете, лежат два молодых солдата на соседних койках. У одного желудочное кровотечение, другому осколки из ноги выковыривают. Может, ночами они переговариваются в темноте, байки какие-нибудь травят. И ни за что ведь не догадаются, что сын одного и внучка другого заварят такую кашу спустя полвека.
Я не помню точно, когда увидела его в первый раз. Но отлично помню, как в школу пришел Ярославцев.
Школа наша в Томске была самая заурядная, типовая трехэтажная. В шестом классе мы перевелись на третий этаж и свысока поглядывали на малышей. Первая любовь, знаете ли, первые дискотеки, мальчики по плечо любой девочке. Я была самой низенькой, поэтому меня часто приглашали на танец. Уж точно не за красоту. Самой красивой в классе была рыжая Белка. А самой умной – Чпокс, задачки по математике щелкала как орешки. Белка умела красить ресницы и завивать волосы плойкой. Я ничего такого не умела и задачки осиливала с трудом. Я носила круглые детские очки, от которых отскакивала золотая краска. Зимой под колготками у меня прятались синие рейтузы с лямочкой под стопой. Лямочка истерлась, а синий цвет пробивался наружу сквозь черный и очень меня терзал. Мама не выпускала на улицу, не убедившись, что я утеплилась. И я выходила толстоногая. Весь этот слой собирался под коленками некрасивыми складочками, и я прятала ноги под парту.
В соседнем дворе жил второгодник по кличке Убыток. Завидев меня, он кричал: «Эй, очкастая!» А я всегда делала вид, что ничего не слышу. Как будто я глухая, а не подслеповатая.
Я всегда была очень стеснительная.
В то утро я слушала прогноз погоды и лениво возила завтрак по тарелке. А ну как объявят, что на улице минус сорок? Тогда можно будет никуда не ходить, залезть под одеяло и читать книжку. Но фиг вам. В дверь уже стучалась Наталка.
Наталка жила в соседнем доме, и в школу мы обычно ходили вместе. Борясь со сном, мы пересекали двор, миновали киоски и с тоской поглядывали