Таково предисловие к эпизоду, о котором я хочу рассказать. Во время одной из поездок по Тибету меня сопровождал молодой дворянин Саду Ринчен, который учился в Индии и блестяще говорил по-английски. Мы осмотрели старинную типографию в карстовой пещере, где буддийские монастыри всей Азии заказывают для себя канон из 214 томов. На стеллажах хранятся тысячи резных деревянных досок, с каждого клише вручную печатается одна из бесчисленных страниц канонического текста.
Познакомившись с предшественниками Ивана Федорова и Иоганна Гутенберга, мы отправились обратно в Лхасу. За крутым поворотом путь нам преградили всадники на вороных конях. Парчовые одежды, какие здешние горцы носили еще во времена Марко Поло, контрастировали со стрелковым оружием новейших образцов. Наш второй джип с четырьмя автоматчиками рванулся вперед. Но тут, будто в голливудском боевике, из-за всех окрестных скал разом появились фигуры вооруженных людей.
Стало ясно: хорохориться нам не следует. Саду Ринчен направился к всадникам на переговоры. Нам вежливо объяснили: правительница здешних мест приглашает иноземного гостя к себе, чтобы с ним познакомиться. Окруженные конной свитой, мы подъехали к средневековой крепости на вершине горы. Под закопченными сводами зала на возвышении стоял золоченый трон, а ступенью ниже – другой, поменьше. Нас усадили на леопардовую шкуру перед троном.
Как мне пояснил Саду Ринчен, здешняя правительница, которую он по-английски называл «герцогиня», формально является регентшей при своем малолетнем брате. Ее владения простираются «на три дневных перехода» и насчитывают 24 тысячи крепостных.
Два воина с факелами встали по бокам трона, словно на картине Верещагина. И вот вслед за тщедушным подростком появилась сама герцогиня. До сих пор вспоминаю ее с восхищением. Это была прямо-таки Шамаханская царица из сказки о Золотом петушке – статная, гибкая, поражающая неожиданным сочетанием утонченной женственности и суровой властности. Гитлер не случайно считал тибетцев первоистоком арийской расы. Во внешности тибеток совершенно нет монголоидных черт. Они больше напоминают воспетых Есениным персидских красавиц.
После официального обмена любезностями (я поблагодарил хозяйку за возможность посмотреть древнюю типографию) мальчика увели. А герцогиня, несомненно уловившая мои восторженные взгляды, пересела ко мне на леопардовую шкуру. Это вызвало ропот стоявших за троном мужчин, судя по всему – фаворитов. Но правительница разом одернула их едва заметным движением мизинца.
Выпили ячменной браги из чеканных кубков. И герцогиня без обиняков предложила мне остаться, «насколько я захочу», в качестве гостя, чтобы украсить ее девичье ожерелье коралловым шариком. Саду Ринчен, хорошо знавший как китайские, так и советские порядки, сказал, что это невозможно, ибо моего возвращения в Пекин ждет сам Мао Цзэдун.
Недвусмысленное предложение герцогини обратили в шутку. Тем