именно суд должен обеспечить конституционные права жертвы преступления, а с другой стороны, такие полномочия суда могут быть расценены как побуждение к активной деятельности, особенно когда речь идет о таком тяжеловесе, как сторона обвинения, представленная органами государственной власти, которая априори является более сильной, поскольку располагает несравненно большими как организационными, так и процессуальными ресурсами по сравнению со стороной защиты. Такое фактическое неравенство, безусловно, учитывается законодателем, который предоставляет стороне защиты определенные процессуальные преимущества. Поэтому если рассматривать органы государственной власти, осуществляющие функции обвинения, как достаточно сильную и самодостаточную, а потому эффективно функционирующую сторону в споре со стороной защиты, то проблем с защитой прав и законных интересов жертв преступлений, казалось бы, вообще не должны возникать. Поэтому она в классической теоретической концепции состязательной формы процесса и не возникает. Однако реальность свидетельствует о том, что органы государственной власти, на которые возложена публично-правовая обязанность по осуществлению функции обвинения и тем самым защиты прав жертв преступлений, далеко не всегда добросовестно и эффективно выполняют указанные обязанности. Отсюда и возникают проблемы, связанные с защитой гарантированных Конституцией РФ прав потерпевшего на доступ к правосудию и возмещению причиненного ему материального и морального вреда, которые должны обеспечиваться правосудием (ст. 52 Конституции РФ).
Как законодатель, так и Конституционный Суд РФ попытались решить эту проблему не в рамках принципа состязательности, а именно на основе конституционного принципа защиты прав и свобод человека. Однако оказалось, что последовательно совместить действие указанных принципов крайне сложно.
Если иметь в виду международные нормы о защите прав человека и основных свобод, то из текста ст. 6 Европейской конвенции и ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах буквально не следует, что международные нормы гарантируют жертвам преступлений право на доступ к правосудию и справедливое судебное разбирательство в рамках уголовного процесса. Поэтому первоначально Европейский суд исходил из того, что у потерпевшего нет права требовать возбуждения уголовного дела. Если потерпевший выдвигает требование о компенсации причиненного ему вреда, то данный процесс для него является «спорами о гражданских правах и обязанностях» и он пользуется всеми правами, предусмотренными п. 1 ст. 6 Конвенции. Такая позиция Суда подвергалась критике в особых мнениях отдельных судей, которые не соглашались с тем, что права жертв преступлений должны существенным образом зависеть от того, заявляют они гражданский иск или их намерение заключается только в том, чтобы добиться справедливого осуждения обвиняемого.
В 80-х годах ХХ века в международном
