Маленькая железная дверь в стене. Валентин Петрович Катаев

Фаралионе и три громадные скалы, стоящие в воде, словно серые каменные паруса. Между первой скалой и двумя другими были ворота, казавшиеся совсем узкими, а на самом деле сквозь них мог свободно пройти корабль. Далеко за горизонтом была Сицилия, Африка, мерещились великие пустыни земного шара. Мы стали подниматься по каменистой тропинке в сосновой роще, скользя по опавшим иглам, потом среди агав с острым хищным когтем на конце каждого мясистого, узкого листа высотой в полтора человеческих роста, с шипами по бокам, как у рыбы пилы, потом мимо зарослей исполинских кактусов, покрытых колючими бородавками, похожими на маленьких ежиков. Мы с наслаждением вдыхали бальзамический воздух – сухой и легкий, – между тем как вокруг нас громко, деревянно стрекотали дневные цикады.

      Потом мы увидели крутую лестницу из дикого камня и в начале ее доску с надписью: «Caffe restorante Krupp». Мы поднялись вверх и очутились перед тем самым домом, где Ленин гостил у Горького. Открыв стеклянную дверь, мы вошли в гостиничный холл. Там с сигарами и коктейлями в глубоких кожаных креслах сидело несколько элегантных господ – жителей отеля. Они посмотрели на нас с тем корректным любопытством, которое всегда вызывается появлением в пансионе новых лиц. Из-за конторки вышла приветливая дама и спросила, что нам угодно.

      Узнав, что мы всего лишь просим позволения осмотреть виллу, она, не переставая быть любезной, – но уже несколько в другом роде, – сказала нам по-французски: «S'il vous plait».

      – Наверное, вы слышали, мадам, – сказал я, – что в этом доме некоторое время жил Ленин?

      – Конечно, – ответила она все с той же любезностью другого рода, – вы, наверное, поляки или русские? – и покосилась на мой детский американский фотоаппарат.

      – Русские, – сказал я.

      – S'il vous plait, – повторила она и сделала гостеприимный жест, означавший, что мы можем осматривать и фотографировать все, что пожелаем, а сама удалилась за свою конторку и перестала обращать на нас внимание.

      Мы прошли по коридору, куда выходило несколько дверей («Ага, – подумал я, – здесь, наверное, милейшая Мария Федоровна Андреева помещала своих гостей, лекторов будущей Каприйской школы, а быть может, и самого Ленина»), и мы неожиданно очутились на той самой террасе, где некогда Ленин играл в шахматы. Я сразу узнал эту террасу по очертанию гор, видневшихся вдали, и по балюстраде, на которой тогда сидел Горький.

      И вдруг я испытал ощущение как бы внезапно остановившегося и повернувшего вспять времени.

      Мне представилось, что на террасу вышел маленький, энергичный, резкий Ленин в котелке, слишком глубоко надетом на его скульптурную голову, за ним появилась сутулая фигура Горького и рядом с ней красивая, нарядная дама – знаменитая актриса Художественного театра – Мария Федоровна Андреева, погромыхивая шахматной коробкой. Затем – Анатолий Васильевич Луначарский, молодой, в пенсне на черной ленте, в рубахе «апаш» с раскрытым воротом, в очень широком эластичном поясе с кожаными карманчиками