Знал и Басилевс, что его крик уже в свою очередь поглотят волны далекой и великой реки, а затем он перекинется до моря… И этот его сигнал будет непременно услышан тем, кому он предназначен.
Этот гортанный сильный звук не был похож на знакомый Алеше рев смертельно раненого волка, столь же мощный, но более похожий на отрывистый, утробный лай.
Не походил он и на грубый и раскатистый голос лесного и благородного великана марала. Крик очень редкий, так как животное чрезвычайно осторожно. И только в период гона олень забывает об опасности и, выбивая копытами турнирные площадки, позволяет себе призывной рев, приглашающий соперника на поединок.
Мальчик чуть позже понял, что тот крик Басилевса был подобен грозному рыку царя зверей. Рыку льва, способного мгновенно парализовать сильного, заставляющего неуверенного изначально склониться, а слабого даже припасть к земле, выжидая последующего решения его участи.
Но Алеша еще не знал, как называется то, чему он становился не только свидетелем, но и участником.
Утро следующего и последующих дней они оба поднимались чуть свет и начинали бег. Причем бежали на двух ногах, и лишь на каменистых холмах и узких тропах мальчику изредка позволялось опуститься на четвереньки.
Потом оба с высокого берега бросались в воду, и Басилевс удерживал мальчика под водой до последней секунды, пока тот не начинал захлебываться… Но в один из дней мальчик пересилил себя, вероятно, успокоился, понимая, что учитель рядом, и вдруг почувствовал, что он может находиться под водой значительно дольше, чем рисовало его воображение. А через несколько дней он просто забылся и начал гоняться под водой за крупной рыбиной.
Постепенно Басилевс начал обозначать словами предметы и боевое оружие, которым Алеша учился овладевать, а главное – еду… С этим было немного сложнее: воспитанный волчицей, мальчик какое-то время все норовил схватить со стола кусок мяса пожирнее и нырнуть с ним под стол, где и съедал, издавая характерное рычание.
Когда пришла зима, Алеша познакомился с огнем, который, заворожив с первого взгляда, буквально подчинил себе мальчика, а затем и просто влюбил в себя. За эту преданность огонь наделил мальчика особым даром: он мог ходить по углям и даже проходить через высокое пламя костра, оставаясь неуязвимым. Можно лишь догадываться, что здесь было главенствующим: сей дар огня или же детская вера мальчика, вернее, его доверие своему новому другу – огню, с которым он, оставаясь один на один, часто разговаривал теперь медленно