– Так что думаешь? Пойдешь на место Буржуя? Не там, – Фома указал пальцем в небо. – А здесь?
– Ну, что ж, – сказал Лебедь и снова пошел по тропинке. – Пожалуй, я на это дело подпишусь.
– Вот и славно, – отозвался Фома. Он тяжело топал рядом.
– Я тебе не зря предложил, мы с тобой дела делали, и ты никогда на чужое рот не разевал и косяков не упарывал.
Лебедь только усмехнулся.
– Косяки у всех бывают, – сказал он. – Есть у меня к тебе дело по заказу Тиходонскому.
– Знаю, – сказал Фома. – Наполовину исполненный.
– Да, – кивнул Лебедь. – Там обстоятельства новые вылезли.
Он коротко пересказал суть проблемы.
Фома долго шел молча, только сучья хрустели под его грузным телом.
Лебедь знал, когда приглашают компаньона в большое дело, то начинать с отказа ему вряд ли кто-то будет. Так и получилось.
– Я тебе так скажу, – сказал Фома. – Конечно, твой человек не по правилам поступил, но, с другой стороны, и дело это гнильцой отдает. Он от своего имени заказ сделал, никто за ним не стоял. Вот мы в Тиходонск приедем и у местной братвы спросим, что да как. И если этот босоголовый косяк упорол, то тогда твой парень его и исполнит. Вот и расквитаемся.
– Хорошо, – сказал Лебедь и кивнул. – Пойдем к нашим, а то подумают, что мы с тобой их кинуть хотим.
– Пойдем, – усмехнулся Фома.
Они хорошо знали своих коллег и были уверены, что такая мысль будет первой, которая придет им в голову.
Глава 3
Плохие парни
Плохих парней могут победить только очень плохие.
Берц
– Ну, и дальше чо? – лениво спросил Берц, допивая очередную кружку пива и придвигая к себе полную. На толстых пальцах у него появились татуировки: два синих перстня – один квадратный, а второй ромбический с расходящимися лучами.
Они сидели за уставленным пустыми и полными кружками с жидкой пеной в полуподвальной пивной «Лобстер», где лобстеры отродясь не водились, потому что, в основном, здесь проводила время не приученная к гастрономическим изыскам Богатяновская шпана. Было душно, разило разбавленым пивом и пересушенной таранкой. Полутемный зал был пуст, только тетя Маша за стойкой, подбоченясь, рассматривала шумную молодежь. Она была толстой, с лицом Бульдога, и будто вынырнула из советских времен, когда такие, как она, торговали кислым разбавленным пивом с видом благодетельниц, одаривающих ничтожных местных алкоголиков, соглашающихся пить эту дрянь.
– А ничо, – пожал плечами Гвоздик. – Ниндзю схоронили, и все.
Лопух скорбно кивнул – дескать, не смогли проводить боевого товарища в последний путь. И добавил, чтобы подчеркнуть, что они тоже пострадали:
– Мы в то время в «Сизом голубке»[4] парились.
– Парились они! – Берц выругался, презрительно рассматривая сотоварищей. – Вот в зону бы попали, тогда и узнали, какой там пар! Я даже спал с заточкой под подушкой… Каждый день приходилось от «козлов»[5] отмахиваться.