К сожалению, Джуэл была слишком занята, услаждая его друга, чтобы подтвердить или опровергнуть это предположение.
Энис все еще ждала ответа, и Тристану пришлось снова посмотреть на нее.
– Ты очень хорошенькая, моя крошка. Но сегодня мне хватит бренди и своих мыслей. И я не хочу лишать Норгрейва твоего общества.
На лице девушки отразилось разочарование.
– Но он сам сказал…
Даже с такого расстояния было видно, как у Норгрейва от смеха затряслись плечи.
– Тристан, не будь задницей! У тебя на гульфике[1] скоро пуговицы поотскакивают!
– Занимайся своим делом! – парировал Тристан, глядя на выпуклость у себя на панталонах. Это было глупо, и все же он попытался прикрыть свое возбужденное естество рукой. И если бы он вообще мог краснеть, то краска непременно залила бы его лицо.
Маркиз прыснул со смеху и шлепнул свою «наездницу» по заду.
– Тебе бы тоже не мешало собой заняться, мой друг!
Джуэл охнула от неожиданности, когда Норгрейв опрокинул ее на спину и лег на нее всем телом. Уткнувшись лицом в ее шею, он заурчал от удовольствия, а женщина тихо засмеялась.
Тристан вздрогнул, ощутив прикосновение Энис. За эти секунды она успела приблизиться. Левой грудью задела ногу мужчины, когда протянула руку к его гульфику.
Он накрыл рукой ее пальчики, уже успевшие расстегнуть пару верхних пуговиц.
– Пожалуйста, не слушай моего друга! Я не вру. И ничего от тебя не жду. Если хочешь, возвращайся на кровать…
– Я не хочу, ваша милость.
Она чуть запрокинула голову, чтобы видеть его лицо. Прическа Энис растрепалась, и это сделало девушку еще более обольстительной. А обольщать она умела: мгновение – и пальчики прелестницы скользнули в прорезь панталон и обвились вокруг его возбужденного естества.
– Бренди и ваши мысли остаются при вас. Остальное предоставьте мне.
Левая нога мужчины сползла с кушетки, бедра разошлись. Энис восприняла это как приглашение и придвинулась совсем близко, прижимаясь грудью к его чреслам. Тристан не стал ее останавливать, когда она отвернула верхний клапан его панталон и принялась поглаживать высвободившуюся горячую плоть. Глупо было бы отрицать, что он возбужден, тем более своим предложением Энис удалось-таки преодолеть его сопротивление.
«Любая женщина сгодилась бы…»
Этот самонадеянный мерзавец Норгрейв угадал его желание раньше, чем он сам.
И оказался прав. Вида женщины, с вожделением взирающей на его мужское орудие, хватило, чтобы похоть взяла верх над здравомыслием. Норгрейву было все равно, с которой из женщин Тристан займется любовью, лишь бы он перестал вести себя как зануда.
Эта мысль пригасила пыл герцога.
Тристан терпеть не мог, когда им манипулировали.