Ахмед-паша Анбари сидел за угловым столиком и смотрел в темный круг дымящегося кофе. За соседним столом черкес Орхан-бей и проповедник с приплюснутым носом, принадлежавший к таинственной секте Ахмедия, играли в кости.
– Знаете ли, ваше превосходительство, – сказал хозяин кафе, склонившись над пашой, – знаете ли вы, что приехал Рензи-паша из Йемена. Он ищет генералов и чиновников для службы их имаму.
– Я не поеду в Йемен, – ответил Ахмед-паша.
– И правильно сделаете, – равнодушно согласился хозяин. – Йеменцы – еретики.
Он исчез за стойкой и застучал чашками. Черкес выиграл очередной кон, закурил и посмотрел на толстого сирийца за соседним столом.
– Позор, – сказал ему сириец, – правоверный не играет в кости.
Черкес демонстративно затянулся и отвернулся.
В кафе вошел человек с голым черепом и сухими костлявыми руками. Он остановился у стола Анбари и в знак почтительного приветствия поочередно коснулся рукой груди, губ и лба.
– Мир вам, ваше превосходительство. Давно не виделись.
Паша кивнул:
– Вы приехали из Стамбула, Реуф-бей?
– Да, ваше превосходительство. Я был ранен при Сафарии и теперь служу в управлении таможни. В последний раз мы с вами виделись, когда я был депутатом, а вы – шефом тайного кабинета. Тогда вы хотели меня задержать.
– Мне очень жаль, что вам удалось бежать, Реуф. Как поживает родина?
– Она процветает, над Золотым Рогом светит солнце. Урожай удался, а в Анкаре зимой шел сильный снег. Вам надо возвращаться, ваше превосходительство. Подайте правительству прошение о помиловании.
– Спасибо. Я собираюсь заняться торговлей коврами. Мне не нужна ничья милость.
Незнакомец ушел, а глаза Анбари опять погрустнели. Снова вернулись мысли о неуплаченной квартирной плате, хозяине квартиры, который принимает его за левантийского мошенника, о двоюродном брате Кязиме, который бежал в Афганистан и обещал прислать денег, о другом племяннике, Мустафе, который перешел на сторону врага и не отвечал на письма, и о своей дочери Азиадэ, которая болеет, потому что разгуливает по осеннему Берлину в тонком плаще.
Ахмед-паша закурил, а Смарагд, получив деньги с очередного клиента, присел за его стол.
– Все очень плохо, ваше превосходительство, холодно и бедно, – сказал он на своем, едва понятном диалекте. – В Бухаре опять война, я снова министр. – Он засмеялся, но глаза его оставались при этом грустными.
В углу сидел перс и, приложив руку к левому уху, тихо и протяжно пел старый баяты.[16]
Индус за стойкой горячо спорил с проповедником из Ахмедии об истинной сущности Аллаха. Ахмед-паша, склонив голову, подумал, что он действительно мог бы служить консультантом в магазине ковров и давать советы несведущим европейским