Чемпион резво вскочил на ноги; отпрыгнул в сторону и тоже замотал головой – быть подопытным кроликом в центрифуге ему явно не понравилось. Повторения он тоже не хотел. Ему этого и не позволили – новый боец; к пластмассовому кубу уже подходил полковник Кудрявцев.
– С одной стороны, – думал он, стягивая с себя камуфляжную куртку, – глупо меряться силушкой с неразумным отроком; но что-то подсказывает, что сделать это необходимо. И, как это не удивительно, поражения этого дылды больше ждут не наши ребята и девчата – им-то мне ничего доказывать не надо – а как раз дикари. Вон они уже и свои идиотские ухмылки почти растеряли. А сейчас и последние удивлением смоет.
Нет, Кудрявцев не переоценивал свои силы; он прекрасно видел несокрушимую мощь и выносливость неандертальца – не собирался меряться с ним в этих компонентах. Один, ну два точных дозированных удара в нужное место и все! А пока пусть постоит, помассирует ладошки; а нечего их поднимать на людей! Полковник так и сказал: «на людей», – не признавая за противником права называться так же.
Вот соперник уже готов к бою; даже ухмыляться начал – пока не заглянул в спокойные глаза Кудрявцева. И тут неандерталец переменился в лице; он словно понял, кто стоит перед ним – главный противник всей жизни. Теперь не снисходительная ленца уверенного в себе великана царила в нем, а ненависть и… страх. Этот страх, наверное, и заставил его отскочить поначалу к своему мелкому соплеменнику, со сдавленным рычанием вырвать у него из рук кувалду, и атаковать полковника, окружив себя сверкающим кругом нержавеющего металла. Теперь не Самчай, а молот выступал в роли крыльев ветряной мельницы, с которым собрался вступить в поединок…
– Нет, не Дон Кихот, конечно, – с усмешкой вспомнил длинноусого испанского героя Кудрявцев, подныривая молниеносным движением под сплошной круг из тяжелого металла, – для этого у меня слишком мало безрассудного благородства. Да и подвигов во имя прекрасной Дамы… Я готов, конечно, но моя дама сама любой подвиг совершить может!..
Он повернулся и улыбнулся побледневшей Оксане; еще сильнее побелели пальцы, стискивающий ложе «Бенелли». Одновременно рука полковника вывернула из громадной ладони молот, по сложной траектории останавливая его бешеное движение. Сам