– Нравится?
Игорь обернулся. На пороге стоял Павел, в руках он держал три хрустальных фужера и бутылку шампанского.
– Ты что, решил стать другим человеком? – Игорь не понимал, что толкнуло Павла собрать их здесь.
– Нет, он решил поиздеваться над нами! – в комнату вошёл Кайрат, уселся в глубокое кресло с резными подлокотниками и капризно уставился на Пашку – Всё просто сногсшибательно. Но мы подохнем здесь от скуки!
– Ну-ну, парни! – Павел не торопясь подошёл к сияющему полировкой столу, поставил фужеры и принялся открывать шампанское. – Что за паника? Не стоит избегать новых ощущений!
– В самом деле, Паш! – Игорь сделал порывистое движение рукой – Объясни, что происходит? Всё это…. – он ещё раз оглядел комнату, но не смог подобрать слов. – Но эта история не про нас!
Ему вдруг стало жаль, очень жаль, что не про него. Здесь у него был шанс почувствовать себя, хотя бы, подобием человека.
– Ты же не хочешь сказать, что мы напялим смокинги и, весь вечер будем молчать и слушать классическую музыку? – Кайрат явно сердился, его, и без того узкие, глаза превратились в щёлки.
Музыку… Игорь вовсе ничего не имел против неё. Он бы с удовольствием поужинал в тихом месте и послушал Рахманинова или Вагнера, а после отправился бы гулять по долине и загребал бы ногами упавшую листву… Но он постыдился в этом признаться. Кто бы понял его? У Пашки, судя по всему, на уме было совсем другое, а Кай вообще был недоволен происходящим. По сути, они оба принадлежали тому же миру, что и его мать, а Игорь знал: если хочешь сохранить хоть каплю самого себя – скрывай! Скрывай всё, что тебе нравится и дорого, иначе будешь осмеян. Или того хуже, всё отберут и заставят заниматься тем, что не вызывает ничего, кроме отвращения. Может вернуться сюда после, когда он будет один? Опять не годится…. Он снова начнёт думать, и – конец шаткому равновесию. Нет, уж лучше пусть всё идёт как обычно….
Павел, наконец, открыл шампанское, пробка вылетела с лёгким звуком, и над горлышком бутылки заструился белый дымок.
– Кай, ну почему же непременно классическую? На свете много другой музыки… – Пашка опустил глаза,