На гимнастике пахло кожей и деревом. Задания были простыми, всё получалось легко. Правда, времени она занимала тоже немало – спортшкола располагалась немногим ближе музыкальной. А по вечерам всё равно нужно было играть на скрипке по часу-полтора. И уроки должны быть сделаны и идеально записаны в тетрадь. Исправлений отец не признавал – выдирал лист и заставлял переписывать, иногда по нескольку раз. Допоздна. Несмотря на то, что очень хотелось спать.
А сегодня мама ведёт на дополнительное занятие по специальности в музшколе. Скоро – отчётный концерт. Что это, малыш ещё не знал, но понимал, что он должен, в очередной раз должен быть лучшим. Иначе – недовольство отца, крик и ещё больше домашних занятий. Малыш старается. Занимается много. Старательно выводит смычком пока ещё простые мелодии. Преподавательница скрипки хвалит его, пророчит ему большое музыкальное будущее. Малышу нравится, когда его хвалят. Но очень хочется спать…
Я. Вечера
Большая неуютная комната на седьмом этаже общежития. Вообще-то, она рассчитана на троих, но я, как врач-интерн, приехавший по распределению за три с половиной тысячи километров от дома, живу в ней один. Непростой день подходит к концу. Днями я уже пол-года работаю в отделении выхаживания недоношенных детей. Обучение проходит успешно. Выхаживание родившихся раньше срока, порой с критически малым весом меньше килограмма – не самое простое ремесло, но мне интересно, и я постепенно привыкаю. Кроме того, меня хвалит заведующая, и это мне нравится. День расписан по минутам – обход, назначения, контроль, заполнение историй болезни, свежие поступления, попытки спасения безнадёжных, общение с родственниками. Непросто, но я уже втянулся.
И только вечера не прибавляют мне покоя. Вечера, когда я один и ничем не занят. С первых дней жизни в общежитии время перехода от дня к ночи стало для меня проклятием. Весёлые студенты – медики сторонились чужака, да и я, занятый ежедневно допоздна и гордый своей новой миссией, не слишком стремился к общению. Много читал и учил. И, вроде бы, было чем заняться всегда. Но наваливался вечер. За окном темнело. Свет уличных фонарей всё ярче отсвечивал на потолке смутными хаотичными тенями. В углах скапливалась слепая безглазая темень, грозящая в любой момент выползти из всех углов сразу и заполонить всю комнату. Липкое, противное ощущение какого-то