Хлеб, военный марш, Сталин…
– Вы действительно местный? – спросил Казис. – Как вы так вот можете?
Гинзбург нахмурил брови. Но успокоился быстро, сразу почти, самообладания не занимать. Опыт.
– Да, – ответил он, – я здесь родился, мои предки жили в Литве сотни лет, ходили в синагогу, жена – литовка, ее родители тоже отсюда, мы все здесь местные, коренные. – Потом снова взглянул на часы, прищурился на мгновенье и произнес жестко: – Хватит. Собирайтесь. Время пошло. – И вдруг, словно спохватившись, суетливо поднес к глазам бумагу и начал вчитываться, щурясь от плохого света. – Четверо. Вас же четверо. Где ваш сын? Здесь написано – Альгирдас Скушинскас. Спит? Да вы что! Какое там спит. Будите быстрее! Немедленно!
В восемь часов утра крытый грузовик привез три семьи переселенцев на железнодорожный вокзал. Растерянная Дануте никак не могла взять в толк, зачем родители заставили ее напялить на себя жаркую шубу, когда кругом лето. В суете забыла про зайчика, вспомнила только по дороге, как же он там, бедненький? Зато как он нас встретит! – улыбнулась Алдуте. – С ума сойдет от радости.
Машина остановилась немного сбоку, не у центрального входа.
– Выходите, – военный передернул затвор на винтовке. Голос как
металл – холодный, чужой. Словно хотел показать кому-то главному – преступники доставлены, все без происшествий, вот как я выполняю ваши приказы.
Мужчины выпрыгнули первыми. Женщины потом, вначале передав детей и вещи.
– Не балуйте тут, – громко сказал Гинзбург, – побежите – буду стрелять. У меня приказ… без предупреждения, сразу говорю.
Куда бежать, подумала Алдуте. Куда? Их построили возле грузовика. Военный зачитал фамилии. Все на месте? – спросил. Кто-то кивнул, кто-то ответил. Остальные молчали. Все? Все! Мужчины направо, прозвучало приказом. Казиса оттолкнули в сторону прикладом, туда же еще троих, двух отцов и одного взрослого сына. Сильный, высокий, уже за двадцать, наверное. Алдуте крепко схватила за руки детей. Альгирдасу восемь лет, Дануте – десять. Не отпущу…
Альгирдас заплакал:
– Хочу к папе.
– За мной, – жестко приказал ей военный, – взяли вещи и вон к тому поезду, еще раз предупреждаю: не баловать, стреляю без предупреждения.
– А Казис? – вскрикнула Алдуте. – А муж? Разве он не с нами? Разве не вместе? Как мы без мужа, без отца? Вы что, нас разделяете?
– Не с вами. – Гинзбург отвернулся. Не сказал сразу, скрыл, а ведь знал, все с самого начала знал, ну как же так, мы же семья. Неужто не стыдно?
– У него статья серьезная. Ему не положено. У них, – он махнул в сторону четырех мужчин, – у всех статьи. Они против Советской власти. Их в лагеря. Вас нет. Он – враг! Вы –