Весть о таких действиях князя быстро облетела весь Дон и отозвалась в донских полках, бывших в русской армии. Чаша терпения в казачестве переполнилась. «То ли мы заслужили у царя-батюшки?», – грустно кивали седыми головами закалённые в боях старики. Молодые точили дедовские шашки и лили пули. Хопёр и Медведица от гнева дрожали.
Атаман Бахмутского городка Кондратий Афанасьевич Булавин, уроженец станицы Трёхизбянской, бросился туда. Здесь он встретился с атаманом Есауловской станицы Игнатием Некрасовым. Карательное поведение русского воинства вызвало всеобщее возмущение на Дону. В первых числах октября 1707 года более 250 казацких старшин и казаков собрались в Ореховом Буераке в трёх верстах от Новоайдарского городка. Они собрались сюда по призыву атамана Булавина. «Общий для всех рек Войсковой Совет» решил обороняться, защитить честь казачью и убить Долгорукова.
В ночь на 9 октября 1707 года булавинцы напали на отряд Долгорукого, находившийся на постое в станице Шульгинской на реке Айдаре, притоке Северского Донца. Полковник, как казаки и запланировали, был убит, «многих солдат и казаков скурвых (предавшихся Москве) побили до смерти». Казацкие старшины из Черкасска Петров и Саламата, бывшие в отряде Долгорукого на положении титулованных коллаборационистов, – «в одних рубашках, выскоча, едва ушли».
Почти поголовно были истреблены и другие карательные отряды, переписывавшие «беглых холопей» по Дону, Хопру, Медведице и Бузулуку. Важно отметить, что выступление Булавина сразу же приобрело характер национального восстания: казаки с особой беспощадностью расправлялись с теми казацкими коллаборационистами, которых подозревали в потворстве московитам. Так были убиты войсковые старшины И. Кваша, В. Иванов, Ф. Сафонов, станичные атаманы Ф. Дмитриев и П. Никифоров.
События в станице Шульгинской, последующее истребление царских карателей повсюду всколыхнули донское казачество: равнодушных не было, все понимали, что «сию конфузию» кровожадный русский царь просто так не простит.
Однако действия булавинцев неоднозначно были восприняты на Нижнем Дону в среде богатой промосковской старшины, контролировавшей