Надо что-то продавать. Кто-то из компании притаскивает фотоаппарат, вот, говорит, фотоаппарат, а не жалко? спрашивают его, нет, все хорошо, говорит он, все равно фотографировать нечего, правда, соглашаются все, что тут фотографировать, сам Вася достает откуда-то заныканный бинокль, я, например, не знал, что у него есть бинокль, хотя мы друзья, такая штука. Ну, и остается теперь кому-то все это барахло продать. В принципе, – думает Вася, – продать можно было бы Моряку, он лох, он бы купил. Но Моряк в доле. Можно продать Какао, Какао тоже лох, и он не в доле. Но Какао не только не в доле – он вообще исчез, его уже несколько дней никто не видел. И тут кто-то вспоминает про Ваху, правильно, – говорит Вася, – Ваха – грузин, грузины любят оптику, правда? – недоверчиво переспрашивает кто-то из компании, ну конечно, – говорит Вася, – конечно: все грузины любят оптику, и они идут к Вахе и находят его в одном из его киосков, говорят, типа, Ваха, оптику возьмешь?
Но Ваха в это прохладное июньское утро с головой дружит не совсем, он по уши завяз в собственном канабисе, который курит с вечера в собственном опять же киоске вместе с наложниками, так что у Вахи начинаются страхи, какую оптику, камандир? – спрашивает он, – почему оптику? Вася достает из пакета старый бинокль без ремешков и почти непользованный аппарат «ФЭД 5» в скрипучем кожаном футляре, вот, говорит Вахе, бери, не пожалеешь, товар хороший. Ваха продолжает стрематься и из киоска не выходит, сидит там вместе с наложниками и смотрит на Васю сквозь узкую амбразуру, но Вася ему дружески улыбается и другие скауты тоже улыбаются, хоть и немного напряженно, и Ваха вдруг думает – бля, думает он, бля, что я делаю, почему я тут сижу, который сейчас час, что это за мудаки стоят передо мной и главное – почему они с биноклем?!! Но какие-то голоса что-то ему там нашептывают, и он таки вылазит наружу и берет в свои непослушные руки оптический прибор, его отводят немного в сторону, чтобы у него было на что посмотреть, на улице пусто, воздух вокруг киосков пахнет канабисом и дождем, Ваха смотрит в бинокль и со священным трепетом рассматривает заполненные тихие автостоянки, конечную тридцать восьмого, нескольких проституток на перекрестке и дальше по кругу – недоделанную девятиэтажку, которую возводят зеки, разъебанный социализмом универсам, трамвай двадцатку, выползающий откуда-то из трясин, и так обернувшись вокруг собственной оси, он вдруг упирается вооруженным глазом в собственный, опять-таки, киоск и перед его затуманенным взглядом вдруг четко встает надпись «ЧП ВАХА», ни хуя себе, думает он, это же я, и тут его окончательно вставляет…
Продав оптику и получив на руки неплохую для их скромных скаутских потребностей сумму, друзья тут же, над телом полуобморочного Вахи, покупают у его наложников два литровых кайзера и прямо так едут на вокзал, чтобы сесть на первую утреннюю электричку до города Белгорода, они весьма возбуждены и крикливы, среди душистого