Вокруг нас стали собираться люди. Все сочувствовали Люде и возмущались.
– Вот чертовы петухи! Прикатили на своих керосинках вонючих, набросились! – возмущалась мамочка с беспрерывно бегающими вокруг ее ног детьми. – Паша, Света, прекратите!
– Вотвот! – поддержал ее отдыхающий с турбазы. – Попались бы они мне каждый по отдельности!
Все с сомнением посмотрели на его круглый животик и тощие икры. Тот заморгал, попытался втянуть живот и расправить плечи. Получилось смешно.
– А девушку будто куклу в коляску запихнули! – не унималась мамочка.
– Надо милицию вызвать, – не слишком уверенно сказал отдыхающий с животиком.
– Бесполезно. У Костяна брат в милиции работает, – вставил ктото из местных. – Его позавчера забрали на пятнадцать суток, а сегодня выпустили. Досрочно и чуть ли не с извинениями!
– Ах, вон оно что! Ничего, можно и на брата пожаловаться!
– Не надо ни на кого жаловаться и никого вызывать, – глухо произнес Серега, и все словно только и ждали именно этих слов, начали расходиться.
– Что делать будем? – сказал я, когда уже никто не мог нас услышать.
Вместо ответа Серега шагнул в сторону и поднял из травы оранжевую обложку от «Заратустры». Само «тело» книги, мягкое и беззащитное, словно мидия без панциря, белело в траве поодаль.
– Сволочи, – сказал он (впрочем, без злобы в голосе) и собрал «Заратустру» воедино. – Испортили книгу.
– И не только, – я поднял из травы Серегин велик. Обода и спицы колес были погнуты и смяты. Очевидно, мотоциклы проехались.
Серега стоял напряженно глядя и словно обдумывая чтото. Потом, ни слова не сказав, поднял Людин велик (он оказался целым) и пошел с ним по тропинке, ведущей с «пляжа».
– Эй! Ты чего надумал?! – крикнул я вслед.
Серега остановился.
– Уговор помнишь? – бросил он через плечо.
– Помню! Ты куда?
– Туда!
– Что, один?
– Да.
– Слушай, ты того… ты же можешь не вернуться оттуда! Их четверо, а ты…
– Страх, страх! Всюду он! Ты же помнишь: «Все, что не убивает…»
– Вот именно – не убивает! Вспомни про «Харлея»!
– Книгу возьми, – он протянул мне «Заратустру». – Если все будет плохо – оставишь себе. (Только что не сказал: «На память»! )
И не желая, видно, дальше обсуждать и говорить, Серега взял фиолетовый велик за хромированные рога, разогнав, оттолкнулся, перекинул на ходу ногу через раму и закрутил педали.
Домой я вернулся один с тремя полотенцами, с Серегиным покалеченным велосипедом и с «Заратустрой» под мышкой. Бабушки видно не было.
« – Оно и к лучшему, – подумал я. – Только лишние вопросы бы начались».
Я прошел через сад и остановился возле «пуньки». Затолкав покореженный велик между «пунькой» и забором (подальше от любопытных глаз),