Как видно, старый барон Эйзенбах знал слабости человеческого сердца, а Карл оказался понятливым учеником. В результате этого рассуждения князя невольно катились, как снежный комок по подставленной ему плоскости, и этот комок разрастался и увеличивался. Князь уже видел себя главою семьи, счастливым, окруженным внуками и внучками, которых он любит, балует, и которые души не чают в своем милом дедушке.
При этой мечте Проскурову показались так милы и дороги его дом и сад, ему так захотелось дожить до тех пор, пока он увидит этот скучный и тихий до сих пор дом, оживленным новою жизнью родных, близких ему существ, что одно уже предвкушение этой радости делало его почти счастливым.
И с тихой, радостной улыбкой заснул старый князь в эту ночь. Никогда не спалось ему так покойно.
На другой день солнце встало без облачка. Утро было прекрасным и тихим.
Карл еще с вечера велел разбудить себя на заре и, едва его слуга вошел в комнату, как он уже открыл глаза и первым делом послал узнать, готовы ли лошади. Слуга пошел исполнять его приказание.
Быстро, нетерпеливо начал одеваться Карл, беспрестанно поглядывая на дверь, в ожидании известия. А что как ему скажут, что все готово к его отъезду? Что делать тогда, как поступить? Тогда выхода не будет – придется ехать…
Наконец в дверях явился лакей.
«Ну, так и есть, – мелькнуло у Карла в мыслях, – все кончено».
Однако лакей почтительно произнес:
– Его сиятельство просят господина барона пожаловать закусить с ним на террасу.
– А лошади? – спросил Эйзенбах.
– На конюшне не сделано никаких распоряжений.
Лицо Карла озарилось торжествующей улыбкой. В ней блеснула радость, сменившая его волнение, радость настолько же сильная, насколько было сильно волнение. Судьба благоприятствовала ему: рискованная ставка, казалось, выиграна.
VIII. Встреча
Послав сказать своему гостю, что он зовет его к себе на террасу, князь Андрей Николаевич прошел на половину дочери, которая вчера после ужина вернулась из монастыря целою и невредимою.
Ольга встретила его уже причесанная и одетая. Князь боялся, что вчерашняя поездка утомит ее, но, к своему удивлению, увидел, что на хорошеньком личике Ольги не было заметно и тени утомления. Ее тонкие, девственно очертанные, губы так же, как всегда, улыбнулись ему при встрече, голубые глаза были ясны, и матовый румянец играл на щеках.
– Экая ты у меня красавица! – проговорил Проскуров, взяв дочь обеими руками за голову и нежно и осторожно целуя ее в лоб.
Ольга стала рассказывать ему о вчерашней поездке, передала благословение