Утром я просыпалась от звука колющихся дров и выходила во двор, чтобы обругать того, кто посмел в такую рань нарушить мой сладкий сон. Но это был Илья. Четко прицелившись, он попадал в середину полена и раскалывал его надвое. Уверенно, безапелляционно, решительно. Он не замечал того, что я наблюдаю за ним. В этот момент в нем было что-то такое сексуальное, первобытное, мужское.
Хотя дом хорошо протапливался, сквозь толстые щели окон из ночной тьмы в нашу комнату периодически врывались струи холодного воздуха. В такие ночи, дрожа всем телом, я быстро сбрасывала с себя миллионы одежек и ловко юркала к нему под одеяло, в надежде согреться у его груди. Он был таким горячим и уютным.
Тогда нам даже узкой одноместной кровати хватало, чтобы почувствовать себя счастливыми и благодарными миру за нашу любовь.
Перед сном он одевал мне на ноги теплые гольфы из козьей шерсти, немного колючие, но такие по-домашнему уютные. С тех пор я больше не встречала подобных нигде. Иногда заматывал мое горло вязаным шарфом и неизменно, забравшись под одеяло, начинал ко мне приставать.
– Ты же знаешь, я не могу так заниматься любовью! – капризно ворча, я пыталась стянуть с себя одежку, но он не давал мне этого сделать.
– Мы так будем греться, – целуя мои ключицы, отвечал он и между делом, время от времени, пытался спрятать свои замерзшие пальцы ног под одеяло. Он знал: я терпеть не могла, когда он оставался в носках.
Вечерами он читал стихи, играл на гитаре и пел. Но это отнюдь не было адресовано мне. Он просто позволял мне слушать. И я, умышленно пропитывая звуком его голоса каждую клеточку своего тела, сходила с ума. Он грел мои пальцы своим дыханием. Он наливал в неуклюжую кружу собственноручно приготовленный глинтвейн, прекрасно зная, что я его ненавижу. Он не разрешал мне пить коньяк в одиночку. Сам же он его не любил и не признавал. Но я прихватила с собой одну бутылку. И он, чуть раздраженно вручив мне еще и свою порцию глинтвейна, морща нос, принимался за золотисто-коричневую жидкость, чтобы только не позволить мне сделать хоть глоток. Мы пили ненавистные нам напитки, обиженно глядели друг другу в глаза, хмелели и становились самыми счастливыми на свете. Потому что нам было, у кого отобрать неугодные нашим принципам детали, и было с кем поделиться своей порцией любви.
9
– А почему же тогда вы не имели детей? – не вполне тактично выпалила я.
– Не могу ответить на этот вопрос, – сохраняя спокойствие, ответила Агния. – Я не знаю. Возможно, наша беда крылась в самодостаточности и неумении вовремя понять и исправить это.
В первые годы совместной жизни мы будто бы присматривались друг к другу, примерялись, проводили тесты на прочность.