Пролог
«…Город спал.
Все жизненные процессы в нем затормозились, хотя и не прекратились совсем. Город – это такой же сложный организм, как и любое другое высокоразвитое существо. Человек спит, но часть его мозга все равно работает. Сердце, не останавливаясь ни на секунду, продолжает гнать кровь по артериям и венам. Легкие вбирают кислород, питая им каждую клеточку тела. И пусть во сне эти процессы идут медленнее, чем во время бодрствования, но они все-таки идут.
Именно этим отличается сон от смерти.
Как и любому другому существу, городу был нужен сон, ну а жизнь в нем не замирала ни на мгновение.
По улицам ездили редкие машины, горели фонари и неоновые вывески над магазинами. По проводам всевозможных размеров мчались токи больших и малых напряжений. Насосы качали из реки воду, загоняя ее в трубы, чтобы она попала в каждый дом. Текли под землей полноводные потоки канализации, неся обратно в реку отходы жизнедеятельности человека через неуспевающие справляться со своими обязанностями очистные сооружения.
Город жил.
По ярко и плохо освещенным улицам спешили домой запоздалые прохожие.
Возле ресторанов и гостиниц расхаживали не первой свежести проститутки, несмотря на уже поздний час все еще надеясь подцепить клиента.
Наивный алкаш матерился возле круглосуточного ларька, пытаясь добиться от продавца сдачи, а тот в ответ только усмехался и грозился вызвать милицию.
На пятом этаже одного из домов при свете настольной лампы вдохновленный полной луной поэт строчил стихи своей очередной возлюбленной. А в том же самом подъезде, только на первом этаже, в закутке возле лифта, трое молодых оболтусов за шоколадку по очереди забавлялись с четырнадцатилетней девчонкой, родители которой в это время лежали в пьяном угаре среди пустых бутылок.
В подворотне на позднего прохожего, и не спится же некоторым, накинулась одичавшая, озверевшая от голода и постоянных побоев собака. Прохожий пинками и воплями отогнал ее, но в зубах у собаки остался изрядный кусок материи от его штанов, который она сначала выплюнула, а потом, словно опомнившись, с остервенением стала рвать на мелкие кусочки. Пользуясь моментом, прохожий поспешил убраться подальше от места, где глупое животное посмело нарушить многовековую субординацию
Хозяева одной из квартир па первом этаже панельной пятиэтажки неосмотрительно уехали в отпуск, и двое малолеток, воспользовавшись этим, осторожно, без лишнего шума, выдавили форточку и залезли внутрь, чтобы поживиться какой-нибудь мелочевкой. На перерабатывающем заводе, находящемся до неприличия близко к жилым кварталам, уснул измученный домашними неурядицами оператор ночной смены. Через час после аварийного выброса заметались в своих кроватках младенцы, задыхаясь от приступа аллергической астмы и доводя своих ничего не понимающих родителей до состояния истерики.
Город спал, ничего не подозревая…»
Не прекращающийся вот уже минут пять лай Цезаря, временами переходящий в завывания, заставил Кравцова отложить ручку. Мысленно выругавшись, он встал из-за стола и, накинув на плечи куртку, хоть и середина мая, но по ночам все еще прохладно – вышел во двор.
Тусклый свет лампы, включаемой на ночь над верандой, освещал небольшое пространство внутреннего дворика перед крыльцом.
Кравцов осмотрелся.
Полуночный мрак надежно укрывал все, что находилось чуть дальше десяти-пятнадцати шагов от крыльца. Туда не доставал свет стоваттной лампочки над верандой, а такие же лампы во дворах соседей вообще выглядели далекими и недосягаемыми, как звезды.
И все равно – ни странной тени, ни подозрительного шороха, как ни вглядывайся и не вслушивайся. Вроде бы все спокойно, но Цезарь продолжал лаять… Кравцов подошел к нему.
– Цезарь, успокойся. Что это с тобой сегодня случилось?
Пес замолчал, недоверчиво повел мордой, после чего, ни о чем больше не раздумывая, бросился к ногам хозяина, которого уважал и любил все шесть лет, прожитых с ним, начиная с щенячьего возраста. Кравцов подобрал его в городе, жалобно скулящего, на груде объедков возле мусорных бачков. Тогда в маленьком пушистом комочке не было даже намека на будущую немецкую овчарку. Кравцов выкармливал его, обмотав марлей кусок хлебного мякиша, обмакивая все это хозяйство в молоко и давая щенку. Говорят, еще не так давно подобным способом выкармливали человеческих младенцев, у чьих матерей по каким-либо причинам пропадало молоко, или которые вообще лишились своих матерей. Страна за каких-то полстолетия прошла не через одну войну. Все это промелькнуло в голове Кравцова, пока Цезарь ласково, словно кошка, терся об его ноги. Он сел перед псом на корточки, взъерошил ему загривок и снова спросил:
– Что случилось, Цезарь?
Пес издал скулящий звук и несколько раз лизнул щеку хозяина, потом сел на задние лапы, и положил голову ему на колени.
– Успокойся, малыш, успокойся…
Кравцов гладил Цезаря, бока которого вздымались