потом я поздравлял ее с хэппибёстником и хэппиньюеар;
Кира говорила, что счастлива,
И я был почти рад, почти смертельно рад… не сразу.
Быть может, впервые в жизни я не повел себя эгоистично,
впервые в жизни оказался способным понять и н о е,
проникнуть в д р у г о е измерение –
или, быть может, это было вызвано самой
«нестандартностью ситуации»:
уйди Кира к какому-нибудь мужлану,
я, наверное, прикончил бы себя от ревности –
однако я не мог ревновать даму к даме.
Не умел… На свое счастье… Иначе б – крышка!
Тем временем «би» появлялись в моем окружении чаще,
чем того хотелось бы: возможно,
силы небесные испытывали, так скажем, мою толерантность…
Краткосрочный роман через три месяца после первого развода
завершился историей с некоей Ариной,
признавшейся, что у нее не было мужчины аккурат пять годков.
Я пожалел беднягу,
однако она быстренько пресекла «соболезнования»:
«П о д р у г и куда лучше» – «Но зачем-то же ты осталась со мной!» –
«Возможно, для самоутверждения…» –
«Хм… знаешь, моя бывшая оставила меня ради такой же, как ты…
Она, по ее словам, не создана для мужчины» –
«Даже для такого?» – «Что значит д а ж е?» –
«Ты очень нежный, мужчины такими не бывают» – «Ну я же есть, значит, бывают…»: такой вот диалог, ни убавить, ни прибавить…
Странная, конечно, была девушка –
с немыслимым пирсингом и офигенным тату,
с огромными синющими глазами да бритым затылком-ёжиком:
отдавалась же она с тем самым чувством,
которое можно было при желании принять за влюбленность –
однако она просто любила секс, классный секс, вот и всё.
После той встречи я долго рассматривал в Сети фото Кириной подруги:
найти через поисковик человека хоть сколько-нибудь «с именем»
легче лёгкого – так и всплыл этот корпоративный сайтик…
Она оказалась директором по персоналу
некоей, как любят сейчас писать,
«крупной, стабильно развивающейся компании».
В нее можно было влюбиться, да.
Втрескаться по уши
По самое не могу, да.
Кареглазая. Смуглая.
С чистейшей кожей.
Плюс ее волнистые волосы, ниспадающие на плечи…
Как это старомодно – ниспадающие на плечи…
«Саша», – так называла ее Кира, на французский манер.
Уж она-то сделает ее счастливой,
подумал я, и тут же, впрочем, осекся –
меня пронзила мысль, что нельзя, немыслимо, просто невозможно
«сделать» кого-то счастливым: это нонсенс, абсурд,
у ж а с (в том-то всё и дело!) не только р у с с к и й –
если ты не л у ч и ш ь с я, как посторонний, д р у г о й,
и н о й, поможет тебе засиять?..
Пронзить-то мысль пронзила, да вот осознание пришло
гораздо позже – долгие годы, как все «обычные люди»,
я искал счастье на с т о р о н е, даже не заглядывая в потайные кармашки
души собственной.
И