Стало светать. Стрельба постепенно стихла. Над местом взрыва повисло серое пылевое облако, стали слышны далекие крики и стоны, призывы о помощи.
На улицу Подгорную к родне мы спустились по крутой скальной тропинке со стороны противоположной взрыву, вдоль старой крепостной стены. Все уже были на ногах, прибежали родственники с улицы Щербака, там с высоты они все видели. Все говорили много, быстро, нервно. Сходились на том, что с этой улицы всем надо уходить к ним в дом на Щербака. Почему принималось такое решение, толком никто не мог объяснить. Вероятно, паника, ожидание повторных бомбежек стали проявлять стадный инстинкт (это хорошо, это надежно, вместе не так страшно). Ничего не ясно, ничего неизвестно, надо что-то делать. А что? Во всяком случае, подальше, подальше от этого страшного места, от этого злосчастного дома.
Похватав, что попало под руку, мы двинулись в наш скорбный путь по Подгорной улице, мимо развалин «Дома Дико». Солнце еще не взошло. Воздух, земля, домики, все было серо от пыли. Поваленные столбы со спутанными электропроводами. Громадные камни через всю дорогу. Но часть фасада дома вместе с буквами «ДОМ ДИКО» стояла. Был виден срез полуразвалившихся квартир верхних этажей: кровать с пружинной сеткой висела на одной ножке, поломанный стол, абажур на уцелевшем потолке. Белые отштукатуренные стены комнат, с картинами, фотографиями, часами-ходиками, как декорации в театре им. Луначарского, в котором я не раз уж побывал.
В стороне стояли пожарная машина, скорая помощь, носилки. На развалинах трудились люди. Были слышны крики, стоны, надрывный плач.
2. Паника
Дом на улице Щербака. Здесь с детьми и внуками жила бабушкина родная сестра – тетя Фрося, шеф-повар столовой штаба флота. В трех маленьких комнатах нас образовалось слишком много. Меня и двоюродного брата Вову уложили на малюсенькой детской кроватке в крохотной комнате без окон как бы досыпать прерванную ночь. Горела лампа, завернутая в газету, стены были в трещинах. Было душно и тоскливо. Страх застрял где-то под ложечкой, даже подташнивало. В соседних комнатах без конца перемещались взрослые, шли постоянные разговоры о случившемся, вновь приходившие вносили дополнительные сообщения одно чудовищнее другого. Самые осведомленные участники взрыва (так они считали) рассказывали подробно, что мина величиной с акулу зацепилась парашютом за край стены ограждения от верхней улицы и повисла. Если бы ее не трогали, то ничего бы не случилось. Но тамошняя молодая девушка увидела парашютный шелк и сказала матери, что это будет ей на платье. Стала его отдирать, и произошел взрыв. Еще, на крыше дома, где шел банкет командного состава флота, кажется, это был ТКАФ (театр Красной