я знаю, что всё это быль,
а кажется – всё это сон.
Медузы пульсируют в такт
дыханию моря, их путь
неясен… но нужен антракт,
пора от чудес отдохнуть.
И вдруг серебристый оскал! —
то рыщет лаврак, словно волк,
и я выхожу возле скал
под мерные рокоты волн.
Бакланы на скалах сидят,
безлюдно и глухо окрест;
когда здесь штормит – это ад,
подальше б от этаких мест.
Сейчас тишина. Полный штиль.
Любимейший час нереид.
И, стаю возглавив, сингиль[8]
несётся за мыс, в Партенит.
Ай-Никола
С Ай-Николы[9] к востоку видны Аю-Даг и Мартьян,
эти виды – в душе, я всегда припадаю стихом к ним,
и такие рассветы над ними, что даже Сарьян
спасовал бы, наверно, тибетские краски припомнив.
Возле сосен дольмены[10] о таврах легенды хранят,
можжевельник живёт на откосах, отвесных прилично,
по тропинке Курчатова[11] можно вернуться назад,
где библейского возраста в скалах растёт земляничник.
Я с обрыва смотрю на открытый обзору простор,
я по Южному Крыму поплавал-побегал – и много:
столько моря иметь и таких удивительных гор
может только земля, очень чем-то угодная Богу.
На крутом повороте храм к небу вознёс купола,
и церковное пение кружит по кронам иглистым,
и парит надо всеми согретая солнцем скала,
на которой учились победам своим альпинисты.
Ореанда у моря внизу манит взгляды к себе,
там, в подвальчике царском, хранятся бутылки токая,
и плывут теплоходы, как будто плывут в серебре,
так парчовыми бликами дали морские сверкают.
О, такие восторги банальны для Крыма давно!
И, живущие здесь, к тем восторгам привыкли давно мы!
Но на этой горе их сдержать, никому не дано,
я таких не встречал, мне такие пока незнакомы.
Потому и пишу эти строки, сомненья смирив,
с яхт прогулочных ветер доносит мотивчик весёлый;
я поездил по свету, я видел достаточно див,
но Мартьян с Аю-Дагом им фору дадут с Ай-Николой!..
Горбыли
Как парят горбыли[12] в некий час
в толще водной в местечках укромных!..
Вновь политики сделали нас,
словно я этих рыбин огромных.
Похвальбой не страдает мой стих,
вспомнил рыб тех с сочувственной миной,
любопытство, доверчивость их
уязвимости стали причиной.
Вот ныряю – идут на меня.
Выстрел! Стая рванулась с испугу.
Леска с рыбой пронзённой, звеня,
режет воду, несётся по кругу.
Так и мы на посулы идём,
всё мы верим в нардепскую милость;
вот и строй уже рухнул, как дом,
как стена, вся страна развалилась.
Но молчим всё, как рыбы молчим,
ничего