Истощенный и дрожащий от напряжения, он медленно побрел по палубе. Моряки молча заколачивали люк; снизу доносился протяжный, почти звериный вой.
Роджер с трудом спустился в каюту экипажа, дошел до своей койки и сунул голову под одеяло, пытаясь укрыться от всего происходящего. Но он не нашел покоя под шерстяными складками одеяла. Сердце колотилось так часто, что он начал глотать воздух большими глотками, еще и еще, пока не закружилась голова. Как будто он дышал за тех, кто уже не мог.
– Так лучше, парень, – сказал Хатчинсон Роджеру, когда того рвало через поручни. – Оспа распространяется как огонь, и вряд ли кто из пассажиров сошел бы на землю, не избавься мы от заразы.
Да, это лучше, чем смерть большинства пассажиров, – только не для тех, кто оказался за бортом. Вой не смолкал ни на мгновение и проникал сквозь древесину в самое сердце.
Перед глазами вспыхивали и исчезали разные кадры: искаженное лицо матроса, падающего в трюм, лицо малыша, пораженное оспой, голова Боннета, возвышающаяся над толпой дерущихся, и черные спокойные воды океана в свете луны.
Что-то мягко ударило и заскользило вдоль борта корабля, но Роджер не обратил на это внимание. Сквозь сон донеслось:
– Акулы никогда не спят.
– О, боже, – прошептал он, – о, боже.
Он хотел помолиться о душах погибших – и не мог подобрать слов.
Роджер без конца ворочался, пытаясь отогнать дурные мысли, однако в голове звучали слова, которые услышал от светловолосого парня во время их безумной драки. «Ради всего святого! Ради всего святого, отпустите ее!»
– О, боже, – повторил Роджер, и на этот раз он молился.
На следующий день в середине вахты Роджер решил заглянуть в грузовой трюм. Наблюдая за членами команды, он быстро усвоил одно правило: ничто так не привлекает внимание, как желание сделать что-то незаметно. Если бы его спросили, что он тут делает, он ответил бы, что услышал шум и решил проверить. Что, впрочем, было недалеко от правды.
Роджер не стал устанавливать лестницу, а повис на руках на краю люка и спрыгнул. Если за ним последуют, он сразу поймет и укроется.
Он пробирался по узким проходам между бесконечными рядами ящиков. Воздух был наполнен запахом мокрого дерева со слабыми нотками ароматного чая. Отовсюду доносились шорохи и скрипы, хотя внешне никаких признаков присутствия человека не было. Все же что-то подсказывало его, что здесь кто-то есть.
«Вдруг кто-то из зараженных пассажиров и в самом деле прячется? – думал он про себя. – Ты же ничем не сможешь помочь. Чего тебя сюда понесло, приятель?»
Ответ был прост: он не простил бы себе, если бы не попытался помочь нуждающимся. Возможно, быстрая смерть в океане была бы менее мучительной, чем продолжительная агония, но он верил в лучший исход.
Небольшая тень мелькнула в темном углу трюма. «Крыса», – подумал Роджер, отвернувшись. И вдруг мимо его головы пролетел какой-то