– Я за ценой не постою, – улыбнулся юноша. – Пошли, поглядим, что у нее за товар.
В этот миг под крыльцом завозилось что-то живое.
Кудлатый схватился за нож, Щегол напрягся… Но тут же оба расхохотались, потому что из-под крыльца высунулась смешная чумазая мордашка с курносым носом и огромными глазищами.
– Чешуйка, с праздником тебя! – весело сказал Щегол.
Беспризорник, уже выбравшийся из своего укрытия, засиял, словно солнышко в луже. Чешуйка искренне восхищался Щеглом. Такой дерзкий, веселый, бесстрашный… и такой щедрый! Сколько раз не жалел медяка, а один раз накормил от пуза!
– Со светлым праздником, господин и… и другой господин! – бодро заявил беспризорник, потирая остренький подбородок, который делал его треугольное личико похожим на мордочку лесного зверька.
Вид у бродяжки был совсем не праздничный: чья-то поношенная рубаха, доходившая мальчугану ниже колен, была по-матросски подпоясана веревкой. Из-под подола торчали босые ноги, грязные и исцарапанные.
– А ведь раньше у него этой рубахи не было, – припомнил Кудлатый. – Он в мешке проделал дырки для головы и рук и так бегал…
– Да ты прифрантился ради праздника! – умилился Щегол. – Ну, так заодно угостись!
Он швырнул мальчугану монету и поднялся на крыльцо. Кудлатый последовал за ним.
Чешуйка поймал подачку на лету – и едва не заскулил от разочарования. Монета была неправильная! Значки на ней ничего не говорили неграмотному мальчишке, но цвет был совершенно не медный, тускло-серый.
Если бы монету дал кто-нибудь другой, беспризорник забросил бы ее подальше, вслух помянув Хозяйку Болота. Чешуйке приходилось слышать, как туго приходится тому, у кого находили фальшивые деньги.
Но это же Щегол!..
Чешуйка решил рискнуть. Завидев бредущего через двор конюха, он издали показал ему монетку:
– Глянь-ка, чего у меня!..
Конюх вгляделся.
– Ишь ты, вроде серебро! – сказал он удивленно – и тут же продолжил фальшиво-ласковым голосом: – Ну-ка, дай поближе глянуть…
Чешуйка метнулся в сторону и с безопасного расстояния скорчил конюху рожу. Серебро!..
Притихли ссоры, оборвались на полуслове хвастливые матросские байки, перестали греметь костяшками игроки в «радугу». Власть в трактире захватил волнующе низкий, страстный голос женщины, закачавший все сердца на упругих волнах песни:
По тебе затосковала.
Все забавы – прочь!
Буду чайкой у причала
Биться день и ночь,
Буду я попутный ветер
В парус зазывать,
Буду солнечные сети
Над водой сплетать.
И в тоске неутолимой
Крик летит, маня:
«На причал сойди, любимый,
Обними меня!»
Лисонька скользила меж столами – и при последних словах песни остановилась возле Щегла, который замер, не донеся до губ чашу с вином.
«Как он смотрит на меня! О Безликие, как смотрит!