– Видно, он опоздал…
Вдруг кучер круто обернулся ко мне и выкрикнул на отвратительном немецком:
– Нет здесь никакой коляски. Ясно, что господина не ждут. Пусть он едет сейчас с нами в Буковину, а завтра вернется обратно, а лучше – на следующий день…
Пока он говорил, лошади остановились, будто споткнувшись о невидимый барьер, начали ржать, фыркать и бить копытами. Чтобы удержать их, кучеру пришлось напрячь все силы.
Поднялся невообразимый шум, кто-то взвизгнул, пассажиры снова начали креститься. Я оглянулся – позади возникла запряженная четверкой лошадей коляска. Догнав дилижанс, она поравнялась с нами. Когда свет фонарей упал на нее, я увидел великолепных породистых вороных, на козлах восседал бородатый возница в широкополой черной шляпе, скрывавшей его лицо. Я смог разглядеть только блеск глаз, показавшихся мне красноватыми, когда он обернулся к нам.
Мужчина усмехнулся:
– Ты что-то рановато сегодня, дружище…
Кучер, заикаясь, пробормотал:
– Англичанин очень торопил!
– Потому-то ты и посоветовал ему ехать в Буковину? Меня не проведешь, лошади у нас быстрые… Подай-ка сюда багаж господина…
В луче фонаря мелькнула жестокая ухмылка незнакомца, его яркие губы и зубы, белые, как слоновая кость.
С необычайным проворством мои вещи были извлечены из дилижанса и переложены в коляску. Затем я вышел, возница помог мне взобраться, подхватив меня под локоть стальной рукой, – сила в ней чувствовалась необычайная. Не говоря ни слова, он дернул вожжами, лошади повернули, и мы помчали по ущелью в кромешной тьме. Оглянувшись, я успел увидеть, как наш дилижанс тронулся по дороге. Едва он исчез во мраке, как меня охватило чувство одиночества и странный озноб – и тут же мне на плечи был наброшен теплый плащ, колени укрыты пледом, и мой спутник проговорил на чистом немецком:
– Ночь холодна, сударь, а мой господин просил окружить вас заботой. Под сиденьем вас дожидается фляжка сливовицы – нашей фруктовой водки.
Я не прикоснулся к напитку, но приятно было сознавать, что фляга под рукой. Чувствовал я себя несколько странно, однако беспокойства не ощущал; хотя, честно признаться, предпочел бы поскорее закончить это ночное путешествие.
Наконец коляска повернула на какую-то извилистую тропу, тянувшуюся довольно долго, потом мы круто вильнули и опять попали на прямую дорогу. Казалось, мы кружим на одном месте. Желая проверить свою догадку, я приметил ориентир – особой формы дерево – и вскоре убедился, что это именно так. На языке у меня вертелся вопрос, что это означает, но я опасался задать его вознице, ибо в моем положении протестовать не имело смысла, тем более если все это делалось умышленно. Спустя некоторое время я чиркнул спичкой и при ее вспышке взглянул на часы; была полночь без нескольких минут. Почему-то это неприятно поразило меня.
Внезапно