Прошли в каретный сарай, в котором Наталия Васильевна проводила уборку, ведь после вчерашней операции это почему-то никому из товарищей не пришло в голову. Несмотря на то что в том же помещении находился сам товарищ Нахамкес, которого они все ужасно уважали.
Мехлис тут же спросил поднявшуюся с корточек баронессу:
– Вас как зовут?
– Наталия Васильевна Зайцева, – тут же за нее ответил я и сделал женщине страшные глаза из-за плеча комиссара.
Умница все поняла и сделала молчаливый книксен.
– Так вот, товарищи Зайцева и Волынский, – сказал комиссар бригады, – теперь вы мобилизованные бойцы Революционной Красной армии, доказавшие ей свою полезность. Но учтите: дезертиров у нас расстреливают.
После чего круто повернулся и ушел в здание волостного правления. Наверное, с Фактором общаться.
Я положил подаренную Нахамкесом кобуру на стол и, освободив руки, стал помогать сестре милосердия с приборкой, потихоньку ей выговаривая:
– Милая Наталия Васильевна, вопрос категорически серьезный…
Она посмотрела на меня внимательно, ничего не говоря, ожидая продолжения.
– Никогда и нигде не упоминайте того, что вы баронесса. Вы простая сестра милосердия из мещан, ваша фамилия теперь – Зайцева. Если кто и услышал ранее, что вы Зайтц, то посчитает, что попутал. Не так много внимания досталось вам от товарищей. Им в большом селе вдовушек и солдаток хватало. Не говорите никому, что были замужем, тем более – за полковником. Надеюсь, что все это ненадолго и скоро с товарищами мы расстанемся.
– Но ведь комиссар предупредил, что за дезертирство нас расстреляют, – напомнила мне баронесса.
– А сегодня с нами что хотели сделать? Не уживусь я с ними. И вас бросить у них не смогу.
Молодая женщина встала, убрала ведро с мусором к входной двери, вымыла ладони у рукомойника и лишь потом сказала:
– Давайте будем чай пить. Там все и обсудим… – И через паузу добавила, улыбнувшись: – Милый.
– С удовольствием, – ответил я, направляясь к рукомойнику.
Пока Наталия Васильевна готовила морковный чай, я рассмотрел гонорар за лечение от товарища Нахамкеса. Длинная кобура формованной рыжей кожи. Ее откидное крыло крепилось шлейкой, которая продевалась через нашитый кожаный штрипчик и закреплялась в прорезь на медную кобурную кнопку. Надежно закрывает, но, когда требуется скорость выхватывания ствола, может быть критично.
В кобуре был австрийский автоматический пистолет системы Манлихера[14], изящный, как хортая[15]. С длинным стволом и неотъемным магазином на десяток патронов. Изогнутая рукоять в руке сидит удобно, как влитая. Дорогая, статусная машинка. Не у каждого австро-венгерского офицера такая была. Они больше с более дешевыми пистолетами «штайр» или револьверами Гассера бегали. Или с немецкими парабеллумами под гражданский патрон 7,65 миллиметра.
Оттянул затвор и попробовал продавить патрон в магазин – полный, не давится пружина.
На