– Бедненький ты мой, – жалостливо гладила меня мама, укладывая в постель, – солнышко моё, притомили тебя! Устал, потерялся, забыл про туалет.
– Да он спал! – вносил свою долю оправданий в мои действия папа. – Спал с открытыми глазами! Ты видела, какое выражение лица было у него в ту минуту? Ему снилось что-то!
– Наверное, он думал, что добрался до туалета, – даже сестра Наташа, с которой отношения мои складывались непросто, пыталась встать на мою сторону, – вот и наложил на пол. Я часто видела, как он каким-то странным делается. Словно в обмороке, но сознание не теряет.
– Часто? – воскликнула мама.
– Часто? – изумился папа.
– Что же ты молчала всё это время?! – хором выдали они могучий упрёк, после которого моя ранимая сестра не могла не расплакаться.
– Я не думала… – захныкала она. – Я не знала…
После бурного семейного совета, который ещё то и дело стихийно возникал в течение нескольких последующих месяцев, решено было лечить меня хорошо известными народными способами – травами, чаями с малиновым вареньем, распаристой русской банькой и продолжительными прогулками на свежем воздухе. Возникавшие в процессе обсуждения слова «врачи» и «больница» были тотчас же отклонены, как слишком крепкие и травмоопасные. Родители, часто мыслящие как одно единое целое (между прочим, сейчас я, кажется, осознаю, что они женились по любви и очень подходили друг другу), этот радикальный вариант тогда отвергли.
– К ним (тем самым психиатрам, надо полагать) один раз попадёшь, – подвёл резюме родительских раздумий отец, – и на всю жизнь медицинскую карточку испортишь.
На том и порешили.
Мне смутно вспоминается, что пару, а то и тройку раз со мной действительно проводили некоторые названные выше процедуры – поили чаем с вареньем, вроде бы гуляли, а ещё отец водил меня в тир, что, видимо, должно было развеять мою грусть-тоску и прочую неадекватность разом и на веки-вечные – но, занятые работой и рутинными, обязательными к исполнению домашними делами, они потихоньку спустили всю свою грандиозную деятельность по моему исцелению на тормозах.
Я их не виню. Я и вовсе не нуждался ни в каком лечении, ни в каких банях и прогулках, я был и остаюсь нормальнее всех нормальных, а потому должен выразить своим тактичным родителям лишь слова благодарности за их добросовестное исполнение супружеских и семейно-бытовых обязанностей. Изменить меня или как-то повлиять уже никто не мог. Я прозрел, я отрастил третий глаз, я проник за пределы обыденности – а потому становился с каждым днём всё твёрже в своих убеждениях