Разведчики натянули противогазы.
Гермодверь захлопнулась за их спинами.
Чернов положил руку на плечо женщине.
– На тебе лица нет. Не переживай. Они не первые, все когда-то начинали самостоятельно. А вспомни нас с тобой, мы вообще отправились черт-те куда, одни, не зная, что нас ждет.
– Они все мне как дети. Особенно Леша. Правильный мальчик, хороший. У него может быть неплохое будущее. Я волнуюсь. Никита вот никогда не отличался особенной рассудительностью. Мало ли… Ладно, хватит. Идем, – вздохнула Марина.
Очередной день подземной жизни клонился к завершению. Заместитель начальника бункера, убежденная атеистка и материалистка, подняла голову вверх, глядя на потемневший от времени потолок.
– Господи, если Ты есть, помоги нам…
Дверь открылась, толкнув Марину под лопатки. Высунулась бледная физиономия с красными глазами. Улыбка в сорок зубов, веселый юношеский взгляд.
– Марин Санна, все в порядке? Вы чего? – удивленно спросил дежурный, глядя в залитое слезами лицо начальницы.
Алексеева уже взяла себя в руки.
– Все в порядке. Ногу подвернула. Почему покинул пост? – сурово спросила она, отерев лицо рукавом камуфляжной куртки.
– Так я услышал, вы тут кричали, думал, может, случилось чего? – невинно захлопал глазами мальчик.
– Ничего. Если бы случилось что-то серьезное, включили бы сигнал тревоги. Займи свой пост и больше не смей открывать внутреннюю дверь до конца дежурства без специального распоряжения.
Марина встала. Ее мелко трясло.
– Марин Санна, страшно… – Мальчишка стыдливо опустил глаза.
– Чего страшно?
– Так там… Это… Мутант и Петр Василич…
– Чего? – удивленно спросила Марина.
– Так не убрали тела, вашей команды не было, а Андрей Савельич велел не убирать…
– Идем, – кивнула женщина.
В тесном тамбуре между внешней и внутренней дверью пахло кровью, паленой шерстью и каким-то особым запахом мутанта, похожим на смрад немытой клетки в зоопарке. К нему примешивался другой, особенный, знакомый с далеких студенческих лет – запах старых книг. «Похоже, обитают они по-прежнему в библиотеке корпуса», – подумалось Алексеевой.
Петя, точнее, то, что от него осталось, лежал в углу, лицом кверху. Его голова, поседевшая, кудрявая, была неестественно запрокинута, разбитые очки свисали на одной дужке. Довоенные очки. Старые, царапаные. Особая Петина гордость.
Лицо мужчины совсем не изменилось. С тех пор, как Марина раздобыла ящик препарата из лаборатории, старение не касалось жителей бункера. «Это все радиация, не стоит волноваться», – усмехалась Марина, когда Ксения, ее подруга, в очередной раз лезла с расспросами, почему в сорок они обе выглядят на двадцать. Знала б ты правду, Ксюшенька… Разве что волос у Петра Васильевича поубавилось… А на лице застыла гримаса боли и первобытный ужас. «А не стоило, Петенька, не стоило их бояться.