– Что люди? – раздраженно отозвался Хутугта и скривился от отвращения. – Глупые животные, на самом деле, эти люди… И смотреть на них нечего…
– Так уж и животные?
– Такие же бараны, только двуногие. Жалею я, что слишком поздно это понял.
– Что за слова ты исторгаешь из уст своих?.. – донельзя удивленный, Даритай пересел, повернувшись к нему лицом. – Почему же это они для тебя вдруг стали глупые, брат Хутугта?
– Ты не поймешь, – тот пренебрежительно посмотрел на него и отвернул взгляд.
– Почему?
– Потому что ты один из этих баранов. И говорить тебе сейчас об этом, что кричать в пустую тарбаганью нору.
– Почему же это я не пойму? – обиделся Даритай. – Ты что, меня таким уж безголовым считаешь? А сам ты не из этих же людей вышел? Или умереть еще не успел, а уже богом сделался?
– Из людей я, такой же, как и все вы… – Хутугта сначала неохотно выдавливал из себя слова, не желая разговаривать, но вдруг, разгорячившись потаенными своими мыслями, довлевшими над ним все эти дни, и выпитым на пустой желудок вином, заговорил откровенно: – Я все думаю в последнее время: вот мы все носимся по земле с оружием в руках, рвем друг у друга куски, чуть ли не из глоток вырываем, воюем, ненавидим друг друга, мучаем себя и других, а зачем? Каждый из нас ведь недолгий гость на этой земле. А раз так, чего нам здесь делить?.. Глупые существа, эти люди, вот что я понял, и живут они неправильно…
Даритай озадаченно повертел головой, будто принюхиваясь к какому-то незнакомому запаху.
– А кто тогда правильно живет… волк, что ли? Как дед Хабул говорил?
– Волк и тот лучше человека. Он выходит на охоту только когда голоден. А мы и сытые все высматриваем, что бы себе отхватить, да побольше, да пожирнее.
– А что делать, не мы начали так жить. А кровную месть куда денешь? Убили татары хана Амбагая, мы же должны были отомстить? Убили Есугея и опять мы когда-то кровь им пролить должны.
– Мы отомстим, а потом они будут мстить нам и опять пойдет все по новому кругу… Почему-то никак не поймут люди, что враги наши, убивая нас, тоже мстят за кого-то своего, тоже считают, что справедливо, а кто между нами первым начал лить кровь, этого уже никто не помнит.
– Э-ээ, да ты, как дядя Тодоен перед уходом, тоже чудить стал, – усмехнулся Даритай и налил из бурдюка новую чашу. – На, лучше выпей вина и не забивай голову негодными мыслями. Я вот все о другом думаю: как мне быть после тебя, куда приткнуться мне теперь на этой земле? Мне бы услышать об этом от тебя, что ты мне скажешь?
– Если я скажу то, что думаю, ты опять меня не поймешь… – Хутугта снова выпил и вернул опорожненную чашу.
– Ну, пусть не пойму, ты скажи просто так, а я послушаю.
Хутугта молчал, глядя мимо него куда-то вдаль.
– Ну, говори, что же ты молчишь? – допытывался