– Так за что ж трешник-то?
– За порчу имущества, за езду в пьяном виде, за нанесение телесных повреждений гражданину Японии…
– Подданному, – поправил дознавателя переводчик, стоящий в дверях вместе с мистером Сякамото.
Дознаватель осекся, и прошептал Василию на ухо:
– Проси его, мудила, чтоб он тебя простил, иначе не видать тебе света белого года три, а мне отпуска, пока я с твоим гребаным делом не раскидаюсь… – И добавил, обращаясь уже к японцу: – Мистер Сякамото, этот человек признается виновным в ДТП с участием Вашего мотоцикла. Можете предъявить ему свои претензии, а также инициировать уголовное дело в его отношении.
– Что ему грозит? – осведомился японец. Переводчик перевел.
– До трех лет лишения свободы.
Задумался Крис. Никогда самурай не стал бы обижать человека, оказавшегося в заведомо бессильном положении по отношению к нему. Глаза и вообще весь внешний вид этого человека, еле живого от пьянства, что по ошибке было истолковано японцем как глубочайшая степень раскаяния, однозначно говорили ему, что, встреться они с ним в равном положении на поле боя, то самураю следовало бы храбро принять бой. Но здесь, в кабинете жандарма, ни о каком бое не могло быть и речи. Высокая самурайская честь говорила ему о том, что только прощение и отдача были наилучшим вариантом поведения для него в эту минуту.
– Я не имею к этому господину никаких претензий за исключением починки моего мотоцикла.
Переводчик снова перевел текст. Василий и дознаватель просияли.
– Так это мы мигом сладим, – обрадовался водитель.
– Вот и отлично, – разделил его радость дознаватель. – Теперь давай, подписывай протокол, плати полторы тыщи штрафа в доход государства и пошел вон с глаз моих.
– За что полтора косаря? – возмутился водитель.
– За нарушение ПДД. Мы что тут все, зря работали? Нет уж, хрен тебе. А если не хочешь платить – сейчас в камеру затолкаю, пятнадцать суток схлопочешь за сопротивление моему законному требованию. Подписывай, дурак, тебе говорят!
Поворчал Василий да и подписал. Мисима же, а тогда еще Николай Орлов, стал случайным свидетелем этого разговора – он стоял в предбаннике кабинета председателя в конторе колхоза и подслушивал, о чем же говорят дознаватель и его давешний собутыльник. И в итоге разговора его так воодушевили слова японца, проявившего неслыханное в здешних местах милосердие к человеку, лишившему его транспортного средства и некоей части здоровья, что не удержался Николай и от умиления и переизбытка эмоций побежал в туалет. А, засев здесь за обдумывание всего происходящего, он поневоле обратил внимание на книгу, оставленную еще недавно японцем. Взял ее в руки… Поначалу имя Юкио Мисима (в скобках было указано настоящее имя великого писателя – Хираока Кимитаке) ни о чем не сказало Николаю… Но стоило ему открыть первую страницу и вчитаться в то, о чем там говорилось, как весь его внутренний мир, накопленный за тридцать без малого лет собирания