А марево струилось себе да струилось, отапливая небо, вселенную. Оторвать взгляд от него Генка уже не мог. Он даже нижнюю губу отвесил – так занятны оказались собственные мысли. Двигала ими одна-единственная, простая, как три рубля, идея – согреться. Но как мощно двигала!
Генка за минуту все сообразил, распланировал подетально и тут же начал претворять в жизнь. А попутно подивился техническому совершенству и некоторому даже остроумию своей придумки. И невольно себя зауважал: ай да я, ай да Генка! Гена и гений – не зря ж они одного корня…
Да, здорово получилось. Сняв тулуп и валенки, он аккуратненько пристроил их снаружи, под иллюминатором капа, а сам забрался внутрь машинного отделения и высунул голову в иллюминатор. Клёво вышло: тепло, а снаружи видуха – вроде ты на вахте стоишь. И все вокруг видишь, контролируешь свой «объект» – трап. Мышь не проскользнет, не то что диверсант или какой еще криминал.
И вдруг, грюкнув, отворяется железная водонепроницаемая дверь в надстройке, и к трапу выходят капитан с помполитом. Кэп в дубленке, шапке. Значит, уходит. Дела! Надо ж три звонка дать. А как ты их, японская мама, дашь, если кнопка – там, у самого трапа, а ты – тут, в разобранном виде?..
Помпа, в одной тонкой форменке (жирный, гад, ему и дубарь не дубарь), проводив кэпа, оглянулся, увидел Генку и пошел танком прямо на него.
– Ты бы хоть встал, студент!
Генка виновато заулыбался. Помпа искренне удивился, еще не гневясь:
– Чего развалился-то?
Генка опять улыбнулся, но уже веселей.
Холодно, конечно, оно понятно – зима, но вахта есть вахта. Ну подмерз, ну прижался к теплому капу, но откуда такое неуважение к старшим у этой молодежи? Тем более к капитану! Самые святые традиции на флоте рушатся…
– Встать, курсант! – Помпа дал, наконец, волю гневу.
Курсант в ответ разулыбался пуще прежнего.
Издевается, сопляк. И мельком подумалось: странная у него какая-то улыбка, однако. Тоже мне Джоконда…
– Встать, я сказал, твою мать!
Помпа в сердцах пнул ногой валенок, торчащий из-под тулупа. И – о, ужас! – валенок так и покатился по палубе…
Боже! – Молнией сверкнуло в голове закоренелого атеиста. – Он ноги напрочь отморозил!
Хромая, одноногая Джоконда наплыла на него, навалилась грудью… «Вот отчего эта странная улыбка, – успел подумать помполит, – а я…» И – брык в обморок.
Тут уж и Генке не до улыбок стало.