У нее были большие, выразительные глаза в ореоле пушистых ресниц. Грузин, продюсер и вообще очень богатый человек, Рем Фильчиков смотрел на Сусанину и думал, что готов обменять множество юных звездочек, жаждущих свести близкое знакомство с всесильным продюсером, на одну мудрую красавицу-Василису.
– Я понял твою мысль, – сказал Рем, доставая из навесного шкафчика сахар в серебряной сахарнице, – человек, который кого-то любит, но не имеет сапог, более счастлив, чем тот, кто с сапогами, но никого не любит.
– Да.
– А я убежден, – сказал Фильчиков, – ставя сахарницу на стол, – что лучше всего быть и с любовью, и с сапогами. Разве не так?
И он насмешливо поглядел на Сусанину.
– То есть ты хочешь сказать, что нам надо убедить Ксению Дюк спеть, потому что лучше быть и с любимым, и с карьерой.
– Да. Но так как с любимым у девочки нашей проблемы, нам надо давить на то, что лучше быть без любимого, но хотя бы с работой, чем без того и без другого. Ибо если она завтра утром не пойдет петь, без работы окажется не только она, но и мы все, а я – еще и с долгами.
Василиса налила себе еще кофе из колбы. За окном было темно, и открывающаяся картина напоминала о болотах, на которых жила собака Баскервилей. Сусанина поежилась. Рем подошел к ней сзади и положил руки на хрупкие женственные плечи. Его сердце билось как сумасшедшее.
«Ой», – подумала идеалистка и романтик Василиса, чуть не упав в обморок от изумления.
Еще бы! Сам Фильчиков, ее шеф и тайная страсть, обнимает ее ночью в своей шикарной квартире, одетый в банный халат, который слегка распахнулся и обнажил темные курчавые волосы на груди. Нет, это невероятно!
– Пойдем со мной, дорогая. О делах поговорим позже, время еще терпит, – сказал Рем и увлек потрясенного бухгалтера в спальню.
Полину разбудила тишина. Храп, от которого вибрировали стены и дрожали стекла, стих. Она встала, завернулась в одеяло и пошла на кухню. Девушка прекрасно знала, что если храп стих, то родитель проснулся, а если он проснулся, то его можно найти на кухне, у холодильника.
Так и оказалось. Петр Петрович Сусанин стоял у стола в растянутых на коленях спортивных штанах и ел колбасу.
Колбаса пахла просто одуряюще. В смысле, Полине почти сразу же стало дурно.
– А где мама? – спросил Петр Петрович с набитым ртом. – Спит?
Полина села на табуретку и посмотрела на часы. Была глубокая ночь.
– Уехала, – вздохнула она, – повезла своему шефу отчет об убытках.
– Не понял, – сказал папа и даже перестал жевать колбасу.
Полина закатила глаза с перманентным макияжем, вздохнула и постучала пальчиками по столу.
– Дюк бузит, – сказала она.
– Опять?
– А что, она уже бузила?
– Маман говорила, что она однажды сбежала с концерта на футбольный матч. Скандал был до небес.
– Тогда