Марина изменилась в лице, положила вилку, взяла салфетку.
– Мне уже пора!
Паше пришлось поднять руки. Он не привык выбрасывать белый флаг перед мужчинами, но перед женщинами – святое дело. Правда, и веревки из себя он вить им не позволял.
– Мариночка, ну прости ты меня, старого дурака! Это все ревность, дорогая моя. Как подумаю, что этот Никита тебя обнимал!..
– А вы не ревнуйте. – Марина снова наклонила голову, но уже в другую сторону.
– Как же не ревновать!
– И не такой уж вы и старый.
– А почему на «вы»? Разве ты с Костей на «вы» разговариваешь?
– Нет, конечно, на «ты».
– Мы с твоим братом в одном классе учились, а ты со мной на «вы».
– Костя вас знает, а я – не очень.
– Зато я тебя давно знаю. Ты еще пешком под стол ходила. Не скажу, что была гадким утенком, но точно стала белым лебедем. Мне надо было тебя увидеть после долгой разлуки…
– Мы с вами не разлучались.
– Ну вот, снова «вы». Я разлучался с этим миром. – Горохов обвел рукой зал ресторана.
– Вы сидели? – с чувством неловкости спросила она.
– Нет, Мариночка, я работал. На производстве. Бревна на доски резал. Непростое это дело, особенно в холодных краях. – Горохов недовольно посмотрел на Марину.
Не стоило ей задавать столь глупый вопрос. По первому разу он отмотал четыре года, по второму – пять. Всего получается девять лет, вычеркнутых из жизни. Нет, он не жалуется, но стремится наверстать упущенное, потому и живет сейчас полной жизнью. И в махровый криминал пока не лезет, присматривается, принюхивается. Так, грохнул одного козла, чисто Жилкина запугать. Чтобы от рук не отбивался.
– Больше я на такую работу, Мариночка, ни ногой. Хорошо себя вести буду. Если ты возьмешь меня на воспитание.
– Я?! Вас?! На воспитание?
– Не «вас», Мариночка, а «тебя».
– Но я не могу взять вас… тебя на воспитание.
– А ты попробуй поговорить со мной наедине.
– А разве мы сейчас не наедине? – Марина демонстративно оглянулась по сторонам.
– Наедине – это когда вокруг никого нет. Ты, Мариночка, вдохновляешь меня на подвиги, возбуждаешь во мне… мечты. Я знаю одно уютное место, где ты сможешь провести со мной воспитательную беседу.
Марина возмущенно скомкала в руке бумажную салфетку и бросила ее на стол.
– Что вы такое говорите?
– А что я такое говорю?
– Вы со мной так себя ведете, как будто я какая-то дурочка несмышленая, ничего не понимаю.
– А ты понимаешь?
– А я понимаю!
– Вот и я говорю, что ты уже взрослая девочка. О любви с тобой можно говорить во весь голос. Я люблю тебя, Мариночка, и хочу!.. Теперь ты не скажешь, что я разговариваю с тобой, как с какой-то дурочкой?
– Скажу, что мне уже пора! – Марина поднялась со своего места.
Горохов промолчал. Он готов был сдаться Марине, но не здесь, а в постели, до которой всего пара