Едва он сделал шаг, как беззаботное выражение лица мамаш с площадки сменилось взглядом, наполненным тревоги. Кто он, этот человек? Что ему нужно в их дворе? Почему он одет в пальто? Наверное, это маньяк или эксгибиционист, который ходит вечером по улице и пугает прохожих. Быстро хватая за руки детей, мамаши, торопясь, потянулись к выходу.
Мужчина не заметил, какой фурор произвел на окружающих его людей. Он вышел погулять. Что-то говорило ему, что сегодня – его последний день, и он хотел прожить его настолько хорошо, насколько мог.
Никому и ничему не позволял он нарушить свой покой – ни строителям, громившим под евроремонт стены соседней квартиры, ни даже пакету с громким названием, лежавшим в его в коридоре мертвым грузом. Конверт пришел сегодня. Он почти точно знал, что в нем, поэтому-то и не хотел открывать его. Пусть этот конверт откроют завтра, кому бы он ни достался. Сегодня – его день, и он таким останется навсегда.
Мужчина шел по улице, вызывая содрогание прохожих. Наверное, он производил впечатление жутко голодного человека, шатающегося по ветру. Стило ему остановиться и мечтательно окинуть взглядом парк, как вдруг к нему подошла сгорбленная старушка и суетливо сунула в руку батон хлеба. «Поешь, сынок, поди, денег у тебя совсем нет».
Денег у него и действительно почти не осталось, но какое это сейчас имело значение.
Это раньше, лет десять назад, он, потеряв работу, считал, что жизнь его закончилась. Нет, угодно было Богу, что закончится она не тогда. И даже не тогда, когда его предал друг, отбив у него жену. И даже не тогда, когда угнали его любимый Фольксваген. Его жизнь закончилась одним довольно унылым зимним днем, когда суровый мороз словно в насмешку раскрасил окна автобусов причудливым узором. Кашель не проходил очень давно. Что и не удивительно, ведь он безбожно курил.
Ему очень нравился этот процесс. Затянешься сигареткой и вдумчиво поглядишь в глаза собеседнику. А потом медленно выдохнешь дым себе под ноги. Или быстро, и на собеседника. Но какая теперь разница.
– У вас есть родственники? – замогильным голосом затянул врач.
– Какие именно?
– Ну, жена там, дети. Хотя нет, детей не надо. Родители есть?
– Нет, родители умерли, жена ушла, детей не нажили. Я один.
– Мне очень жаль, но у вас рак.
Жизнь его закончилась именно тогда.
Нет, физически он еще жил – что-то ел, что-то пил, где-то жил, но ему было абсолютно на все наплевать. Он не чувствовал вкуса пищи, не чувствовал больше вкуса жизни. Он истратил почти все свои деньги на дорогое лечение в одной из лучших клиник Швейцарии, но все было напрасно.
Теперь у него было одно легкое и ни единого шанса на жизнь. Домой его отпустили с напутствием