Но соль таки придётся добывать. Городская жизнь, хоть и призрачная теперь, напомнила о себе обыденным «надо».
Спать я легла в своей комнате, в глубине дома, где стены, сложенные из вековых брёвен, хранили тепло печи как драгоценный секрет. Переоделась в ночнушку – грубую льняную, сшитую Глашкой из старой мешковины, – и буквально рухнула на постель. Подушка, набитая сушёным хмелем, пахла сонной горечью. Конечно, можно было бы и в горнице остаться, улечься на печь. Но, боюсь, мое зверье вломится ночью домой – Мурзик, притопывая лапами в грязи, или Карыч с его любовью швырять в окно шишки. И если ворон ещё мог ночевать в дупле, то кот всегда предпочитал уют: забраться под одеяло, уткнуться холодным носом в бок и мурлыкать до рассвета, словно маленький двигатель.
Заснула я почти мгновенно, будто провалилась в чёрный колодец. Тело, измождённое за день, отключилось раньше сознания. Зелья, которые я варила – от простой противовоспалительной мази до опасного «огненного эликсира» по рецепту из гримуара, – требовали часов у печи. А ещё учебники: потрёпанные фолианты с обложками из драконьей кожи (как утверждала Глашка), где буквы порой шевелились, словно муравьи. Сил во мне, по словам домовушки, было много – «от предков по матери, хоть они и прятали искру под пеплом». А вот знаний – шиш. Мама, повар-кондитер, чьи руки пахли ванилью и миндалём, смеялась над бабушкиными «деревенскими сказками». Бабушка же, копавшаяся в огороде в деревне, шептала заговорки от сглаза, но сама не верила в магию. «Просто традиция», – говорила она. Теперь же я, как слепой котёнок, тыкалась в древние заклинания.
Едва уснув, я перенеслась в полутемную залу. Высокие своды, словно рёбра исполинского зверя, терялись в тенях. Стены, покрытые фресками с забытыми богами, трескались, осыпаясь пеплом. Факелы горели зелёным пламенем, отбрасывая на пол узоры, похожие на когтистые лапы. Воздух густел, как сироп, пропитанный запахом серы и гнили.
– Пришла, – удовлетворенно протянул мужской голос. Он вибрировал не только в ушах, но и в костях, будто гул подземного толчка. – Не противься, истинная. Быть нам вместе. Ты даже во сне ко мне путь находишь. А я скоро вживую тебя увижу.
– Мечтать не вредно, – раздражённо передёрнула я плечами. – Сгинь, нечисть. Нет у меня «истинного». И не было никогда. Аршанарах хорш шарашах!
Едва я произнесла последнее слово, как проснулась, сразу же. Вынырнула из своего сна, замотала головой. Позвала:
– Глаша! Глаша! Амулеты разрядились!
Домовушка появилась мгновенно. В предрассветной мгле она казалась духом Бездны, а не защитницей дома.
– Опять сон? – понятливо спросила она.
Я кивнула. Он, проклятущий. Почти все то время, что я жила здесь, мне снился голос,