– Столбов, знакома ли вам потерпевшая?
– Словно у куклы… Что? Мне лица не видно, как же я могу сказать…?
– Подведите его. И посветите, Федор Несторович.
С ним возятся, протаскивают через гибкие кусты. Зацепится сейчас, оторвёт нитку, костюмчик-то ветхий – заявят, что оставил на месте преступления. Впрочем, хороший адвокат повернул бы ему на пользу…
– Что ж не смотрите, гражданин Столбов? Придётся взглянуть.
Господи, как похожа! Не может Ольга лежать здесь. В похабных этих кустах (известно ведь уже, что за место). В Пярну бывшая его благоверная, пребывает с новым супругом-эстонцем в счастливом втором браке. А эта несчастная – тоже красотка-блондинка, и накрашена так же. То есть такого же типа боевая раскраска, хотя у Ольги всё-таки поскромнее получалось. Прямо обожала (её словечко) эту гадость, как с ней ни воевал…
– Что такое?
– Да так, пустое, господин следователь. Я её, эту вашу потерпевшую, не знаю.
– В «Афродите» не бывали разве?
– Где уж нам в ваше… в господское кафе… Который месяц нам зарплату задерживают, будто не слыхали? И я ведь далеко живу от вокзала, и работа моя в противоположной от него стороне.
– Что вы там бурчали, в начале опознания потерпевшей?
– А, да так… Показалась мне похожей на мою бывшую жену, гражданин следователь.
– Ну, ваша ведь не в Мышанске проживает… И вы же официально с нею развелись, если не ошибаюсь. А тогда она в нашем с вами раскладе фигурировать не может, Столбов. Так, значит, потерпевшая вам не знакома?
Евграф Иванович помотал головой. Ишь ты – «не может фигурировать»… И ещё как может, молокосос! Видно, самому не приходилось разводиться, а то не ляпнул бы такой чепухи.
– Зафиксируйте ещё разок в процессе опознания.
Евграф Иванович зажмурился. Снова вели его той же тропинкой через кусты, памятные по молодым годам подавляющему большинству жителей Мышанска, а Варваровки, шахтёрских кварталов городка – так поголовно. Многие, наверное, и зачаты здесь, в этих кустах, куда алкоголики к вечеру не рискуют забираться: недолго и по морде от разгоряченного парня схлопотать, да и звуки можно услышать, грустные для разочарованных этих мужиков. Май на середке, так что пусто здесь не по сезону: полиция, небось, распугала парочек своими сиренами.
На сей раз, как заталкивали Евграфа Ивановича в машину, он не поглядел на заднее сиденье: там ли ещё очкатая баба, нисколько теперь не интересовало. Начиналась реакция на увиденное: желудок болезненно сжался, под горло подкатывало, и пока выезжали на асфальт, чуть его не вывернуло – и ни крови ведь, ни особого запаха пока. Что домой отвезут, уж не надеялся. И потому не очень-то и огорчился, когда подкатили