Раньше, еще в школе, у него был друг. Парень с похожими увлечениями – аниме, компьютерные игры, постпанк. Даже выглядели они схоже: неопрятная одежда, купленная их мамами на местных рынках, бесформенные штаны, растянутые футболки, которые они носили до последнего. Они держались друг друга, находя утешение в общем мире интересов, пока однажды этот мир не рухнул.
Все началось с урока, где они слишком увлеклись спором о вселенной Warhammer. Учительница заметила это и, вместо того чтобы просто сделать замечание, разразилась длинной тирадой. Она говорила, что они «выглядят не как настоящие мужчины» и что вообще странно, что они все время вместе.
С этого момента началась травля. Одноклассники быстро подхватили слова учительницы, превратив их в очередной повод для насмешек. Им придумали обидное прозвище «гомодрилы». Для Мэлса травля была не новостью – она сопровождала его с детства. Но в этот раз она стала системной, неизбежной, как утренний школьный звонок.
Тот паренек, не выдержав насмешек, был вынужден перевестись в другую школу. Мэлс же остался доучиваться в той самой школе, которую ненавидел, среди тех самых «дноклассников», которые, как он считал, испортили ему жизнь.
С тех пор одиночество стало для него спасением. Каждый день он проводил в интернете, залипая на имиджбордах, утопая в потоках анонимных постов и мемов. Его комната была единственным местом, где он мог быть собой. Хотя назвать её уютной было сложно – кроме старого советского раскладного стола, на котором стоял компьютер и валялись несколько фигурок из Rozen Maiden, заказанных с китайского интернет-магазина, в ней практически ничего не было.
Когда-то его комната выглядела совсем иначе. На стене висел плакат Joy Division, на полках стояли модели танков, а аниме-кукол было гораздо больше. Но однажды, вернувшись с занятий, Мэлс обнаружил, что его мама решила, будто он уже повзрослел и пора «завязывать с игрушками». Она просто взяла и выбросила всё – фигурки, постеры, всю атрибутику его хиканской жизни.
В ужасе и дрожа, он побежал к помойке, надеясь спасти хоть что-то. Как бездомный, он рылся в мусорных баках, перетряхивал пакеты, пытаясь найти уцелевшие вещи. Но было уже поздно – мусор вывезли. А самое страшное он увидел позже: местная шпана уже нашла его кукол и теперь с удовольствием испытывала на них законы гравитации.
В ярости Мэлс бросился к ним, пытаясь отбить хотя бы уцелевшие фигурки. Со стороны картина выглядела нелепо – взрослый парень, срывающий из рук уличных ребятишек кукол, которые валялись возле мусорки. Это заметили родители детей. Они не стали разбираться, что происходит, и просто влепили ему пару затрещин.
Но кое-что он всё же смог спасти.
Теперь эти фигурки стояли на его столе, одинокими артефактами из прошлого, украшая его полупустое жилище. Он часто смотрел на них, вспоминая тот день, когда рылся в мусорке, чувствуя одновременно и стыд, и злость, и отчаяние.
После этого случая он всерьёз задумался о том, чтобы установить задвижку или хотя бы навесной замок на дверь. Но проблема была в том, что он попросту не умел пользоваться инструментами.
Со здоровьем у Мэлса тоже было не всё в порядке. При росте 180 он был сутулым, сгорбленным из-за «компьютерной шеи», а в свои юные годы уже замечал у себя признаки алопеции. То тут кольнёт, то там заноет – особенно в сердце, – но в целом он считался годным для службы в армии.
Однако после прохождения военной комиссии его признали негодным. Амбулаторное обследование в ПНД дало официальный диагноз – тревожно-депрессивное расстройство. Это было, пожалуй, единственное «чудо» в его жизни. Мать отчаянно пыталась переубедить врачей, требовала, чтобы её «здорового сыночка» признали годным, но комиссия, к его облегчению, вынесла окончательный вердикт: негоден.
Ну хоть где-то ему повезло. Хотя назвать это удачей в полной мере было сложно. Теперь он числился на учёте, что автоматически закрывало ему дорогу на серьёзную работу и лишало возможности получить водительские права.
Его мать родила его уже в довольно взрослом возрасте – когда этот возраст называют «последним вагоном». Это тот момент, когда женщина ещё способна рожать, но риски осложнений возрастают в разы. Иногда Мэлс думал, что, возможно, он и был этим самым осложнением.
Он часто повторял себе одну простую мысль, которую выговаривал при каждой ссоре: он никогда не просил и не хотел рождаться на этот свет. Сегодня это осознание давило особенно сильно. И вот, когда он, наконец, решился на серьёзный разговор с матерью, всё мгновенно переросло в очередной крик.
– Ты почему на телефон пароль поставил, а!? Чё ты там скрывать решил от мамы?! Быстро пароль скажи, а то вот у Зинки сынок снаркоманился, тоже в интернетах всякое насмотрелся!
– А кто тебе вообще разрешал брать мой телефон без спроса?! У меня же должна быть личная жизнь!
– ТЫ НА МАМУ НЕ КРИЧИ! – её лицо покраснело, в голосе