Спи, моя радость, усни…
Сначала недоверчиво, а потом всё смелее найдёныши стали меня окружать. Плотнее, ещё плотнее… Вот уже кто-то уткнулся носом в поясницу, кто-то обнял за лодыжку, кто-то попытался просунуть голову в щель между животом и калачиком. Я пела и гладила, гладила и пела. По кругу, путаясь в словах и чувствуя, как замерзает моя пятая точка, как затекают от неудобного положения ноги. Вспомнила, как сын называл меня печкой и сбегал от долгих объятий вспотевшим. Как Вика, учительница по вокалу, хвалила мягкую тональность моего голоса и периодически подсовывала всяческие колыбельные на распевку. Кто ж знал, что всё это однажды пригодится…
***
– Дробкова!
Я даже не заметила, как Владик вернулся. Должно быть, оставил машину в стороне от заброшки и остаток пути преодолел пешком. Или бегом, как и подобает уровню его отваги?..
Дети вмиг очнулись от дремоты и бросились врассыпную. На мне остались лишь следы их крохотных немытых тел.
– Бегом давай! – рёв мужского голоса не давал времени на раздумья. – И камеру захвати. Я не сын Маска, чтобы «лямами» разбрасываться.
Я кое-как встала на окончательно задеревеневшие ноги. При первом же шаге оступилась и всем телом рухнула на землю – двигаться мешала судорога. Влад выругался – заходить так далеко ради моего (и моего ли?) спасения он не планировал. Луч его ручного фонаря вильнул по мне, по работавшей всё это время в режиме Rec камере, по окружающему нас пространству. Оператор прерывисто вздохнул, собираясь с силами, и спустился по шатким ступеням ко мне.
– Это был последний наш с тобой проект, – отчеканил оператор.
Правой рукой он подхватил «раненую» камеру, левой – теперь уже бывшую коллегу. Спорить или что-то объяснять у меня не было сил. Дорогу домой мы ехали молча.