После резкой вспышки дыхание его тяжелое и неровное. Грудная клетка ходит ходуном.
– У вас есть задание, – говорит он тихо, едва слышно. – Выполняйте.
Резко развернувшись, выбегаю из кабинета.
А как только за мной закрывается дверь, я слышу громкий мат и звук разбивающего о стену стекла.
Глава 9
Варя.
Я так и сижу в холле, утопая в мягком чёрном диване. Растерянная, напуганная, после внезапной вспышки эмоций босса.
Но эмоции у него есть, и это ведь хорошо, да?
Да, но такие мне точно не унести… Слишком взрывоопасны, ядовиты.
Разговор со Сташевским пошёл не так, как я планировала.
Ладно уж, чего тут! Пока каждый наш разговор идёт по незапланированному сценарию и превращается с его стороны в конкурс красноречия и изощрённых унижений.
Мои пальцы всё ещё конвульсивно сжимают телефон с горящей на экране фотографией Марьяны.
А вдруг она ошиблась? Вдруг Сташевский – действительно не отец Сони, и тогда я сейчас, подобно сумасшедшей, пытаюсь навязать человеку не имеющего к нему никакой причастности ребёнка.
Но нет же, нет! Марьяна всегда была слишком осторожной в вопросах, касающихся контрацепции. И только со Станиславом Сергеевичем она позволила себе вольность, за которую поплатилась.
Она очень боялась потерять свой статус свободной и не обременённой хлопотами женщины.
Её жизнь всегда была как танец: лёгкий, изящный, завораживающий. Марьяна – птица в блестящих перьях, летящая вперёд, к ярким огням и красивой жизни. Неземная. Неприкасаемая, как редкий музейный экспонат.
Высокая, стройная, с модельной внешностью и длинными блестящими волосами, она тут же оказывалась в центре внимания там, где появлялась.
Марьяна рано поняла, что красота – её капитал. И как только выяснилось, что ухажёры могут быть ещё и богатыми, она потеряла интерес ко всему, что не касается устройства её беззаботного мира.
Семья?
Это лишнее!
Она легко избавляется от людей, даже от близких, словно обрезает ненужные ниточки.
А Соня…
От Сони она хотела избавиться сразу.
Я до сих пор помню тот разговор с такой поразительной точностью, что мурашки идут по коже. Марьяна смотрела на меня с холодной усталостью, будто я предлагаю ей что-то нелепое, невозможное.
Марьяна, в силу уверенности в собственной неуязвимости, узнала о беременности уже на приличном сроке. Настолько приличном, что аборт в её случае приравнивался к убийству.
Я этого допустить не могла.
Уговорить её оставить ребёнка было сложно, но я знала, что если не сделаю этого, то всю жизнь буду жалеть о том, что не настояла. Не знаю, откуда во мне взялись силы, чтобы взять на себя такую ответственность, но я была уверенна в одном: я буду для этого ребёнка той матерью, которой Марьяна никогда не станет.
Помню лицо Марьяны, когда она впервые увидела Сонечку. Ни тени нежности, ни намёка на материнские чувства. Для неё Соня была ошибкой, чем-то,