Мне холодно… Этот холод несет с собой тьма.
Принять пора все, что сделала с нами судьба….1
Голос звучал, как стёкла, брошенные в воду. Ярко. Остро. Правдиво. Строки ударили. Простые, почти подростковые, но именно в этом была сила – в искренности. Лилиана д’Арье стояла в залитом светом центре сцены – не как икона, не как жрица, а как та, кто уже однажды упала, но всё равно поёт. Пальцы её обнимали микрофон, будто зацепку. А голос…
Ника затаила дыхание. Это было красиво. Живое. И в этом была проблема. Слишком живое – а значит уязвимое.
Она видела больше, чем остальные. Видела не свет, а то, что в него впивалось. Аура Лилианы – золотисто-белая, с искрами пурпура по краям – была бы прекрасна, если бы не грязные, липкие нити, что свисали с плеч и шеи. Присоски. Паразиты. Энергетические щупальца, внедрённые извне, питавшиеся её болью, эмоциями, даже её ритмом.
Мы не смогли наладить связь – всё против нас!
Я так хочу найти душевный консонанс. 1
Чужое влияние обвивало девушку почти ласково. Оно не подавляло – оно подчёркивало. Подталкивало к ещё большей отдаче, к ещё большей боли, чтобы ей питаться. В зале никто этого не видел. Но Ника – видела. И ненавидела за это себя. За то, что узнаёт в этом собственный след, слишком хорошо знакомый вкус…
Она снова почувствовала, как в ней вспыхивает то, что давно пыталась забыть: старое желание – вмешаться, спасти, отрезать, выжечь. Но она знала: ей нельзя. Она больше не из тех, кто спасает.
В толпе, недалеко от сцены, она увидела Кайзера – тот стоял у пульта, как обычно, полуразвёрнутый к публике, но его взгляд не был рассеян. Он смотрел… на неё. Они встретились глазами, и он коротко кивнул. Едва заметно. Почти виновато. Он знал. Не всё, но достаточно.
Когда-то, давным-давно, Ника и Кайзер вместе выступали на одной сцене. Он был клавишником в группе, которая делила с её командой вечер за вечером. Иногда помогал на разогреве, иногда – в бэкстейдже. Один раз – заменял вживую основного клавишника их команды, когда тот сломал руку. Тогда они по-настоящему сработались. Даже не музыкально – по-человечески.
Позже, уже после её исчезновения из светской жизни, Кайзер всё ещё верил, что она где-то рядом. Он не знал, что она – не совсем та, кто была. Но что-то чувствовал. Потому и позвал её сейчас. Не напрямую – намёком, фразой, переданной через общих людей: «Сходи послушай, пожалуйста. Там что-то странное творится с девчонкой. Может, тебе покажется знакомым».
Теперь Ника поняла, почему. Кайзер, хоть и слабый колдун, всегда имел чуткость к вибрациям, к тем, кто творит – настоящим. Он не видел присоски, не различал чары, но он чувствовал фальшь, когда кто-то глушит голос сильной души.
И поглотила его тьма.
Забвение и пустота, что где-то рядом,
Скоро настигнут и меня.
Ведь этот мир уже не тот, что был когда-то.2
Ника провела рукой по столешнице, словно