Максим Лисовский
Сорок пять. Узкое лицо, резкие черты, тень на подбородке даже сразу после бритья. Куртка всегда одна и та же – кожаная, поношенная, с подкладкой в катышках. Брюки – армейские, ботинки – зимние, тяжёлые, даже летом. Ходит тихо. Смотрит прямо.
Говорит редко. Когда говорит – коротко, с паузами, как будто проверяет, услышали ли вы суть.
В прошлом – оперативник уголовного розыска. Говорят, ушёл после «того дела». Никто точно не знает, что за дело. Но ходит молва, что связано с дочерью.
Она пропала пять лет назад. Её так и не нашли. После этого он сдал удостоверение, снял погоны и просто исчез – в этот дом, на Чкаловской.
С тех пор работает кем попало. Иногда частный сыск. Иногда консультирует знакомого адвоката. Чаще – просто сидит дома и слушает джаз. Стена у окна завешана постерами: Култрейн, Билл Эванс, Арчи Шепп. Пластинки есть, но плеера нет. Всё слушает в наушниках с ноутбука – старого, как и он сам.
ЖКХ не платит. Счета приносит Тоня, он складывает их на микроволновку. «Живёт, как будто завтра не наступит», – говорят про него. Но никто не стучит, не жалуется. Все знают: Лисовский свой. Свой, но не их. Из тех, кто может принести газету, но не останется на чай. Из тех, кто знает, куда исчезла соседка с пятого этажа, но никогда не скажет.
Он не искал покоя. Он его охранял. Даже если никто об этом не просил.
И ещё…
Иногда он выходит на крышу. Через чердак, через дыру в полу, по скользкой железной лестнице. Там – только антенны, куски ржавчины и город.
С этой крыши видно купола Спасо-Преображенского, отблеск Невы и одинокий свет в окне напротив. Там раньше жила девочка. Она исчезла прошлой весной.
Он помнит это окно. И он всё ещё следит.
Глава 3. Исчезнувший из галереи
Это утро ничем не отличалось от предыдущих.
Окно его комнаты было покрыто лёгким инеем. Декабрь едва вступал в свои права, но в квартире уже тянуло ледяным сквозняком. Где-то в трубах стучало. Лисовский сидел на подоконнике, закутавшись в фланелевую рубашку и плед, с чашкой дешёвого растворимого кофе в руке. В наушниках негромко играл Арт Блэйки. Джаз вытягивал из него что-то живое, напоминал, что внутри всё ещё что-то звучит.
Он поставил кружку на батарею – она была еле тёплой – и посмотрел на дверь. За ней кто-то стоял.
Почти беззвучный, но уверенный стук. Два коротких, пауза, ещё один. Не почтальон. Не Тоня.
Он открыл.
На пороге стоял мужчина в светло-сером пальто, дорогом, не отсюда – не из этой жизни, не из этой парадной. Под пальто – чёрный кашемировый шарф, ботинки натёрты до блеска. Волосы тщательно уложены, борода подстрижена, пальцы длинные, нервные.
– Лисовский Максим Викторович? – спросил он сухо, по-деловому, и, не дождавшись