«На перемене после столовой, прямо в фойе школы, у меня потемнело в глазах, все мое тело затряслось и я упала. Я чувствовала как мои руки и ноги дергаются против моей воли, мои глаза закатились и смотрели куда-то внутрь. Мне было очень страшно, так страшно что я кричала во все горло. Но как потом оказалось, я не издавала ни звука, а мой рот был полон пены.»
Когда-то у Алисы был настоящий дневник. В нем она описывала все что с ней происходило за день, все свои мысли и переживания, все свои страхи. И как только она принималась писать, ей сразу становилось легче на душе. Будто она открывала кран и все накопившееся в ней за день, все что неприятно переполняло её, выходило, освобождая её разум и тело. И в первые минуты после того как она изливала все на бумагу, она ощущала будто её жизнь теперь начинается с чистого листа, и она даже начинала думать что завтра все изменится, непременно все изменится и жизнь её потечет по другому руслу.
«Какая противная эта пена. Я до сих пор ощущаю её металлический вкус во рту. И когда я открыла глаза, я увидела что лежу посреди этого проклятого фойе, и вокруг меня собрались ученики всей школы. Многие смеялись, тыча в меня пальцами, некоторые снимали на телефоны. Мои мучители, одноклассники Борька Филипенков и Казим Хасанов, даже пытались тихонько пнуть меня, громко выкрикивая то прозвище, каким меня все называют – Чумарайка. Господи, как я ненавижу это слово! Это слово приклеилось ко мне два года назад, но я до сих пор чувствую как подгибаются мои колени, как мои руки теряют силу и как я начинаю потеть когда кто то бросает в меня, словно собачьи экскременты – Чумарайка!»
Её дневник был её самым близким другом. Единственным другом. Только ему она могла доверять, только с ним она могла говорить. И он её выслушивал, словно губка впитывая в себя все её горести и печали, из которых в основном и состояла её жизнь.
«А Неля Сонбоновна, моя классная руководительница, стояла рядом открыв свой рот. Её открытый рот всегда был похож на темную пещеру, и в этот раз тоже. Все потому что её зубы прятались за губами и совсем не были видны. Я даже не уверена, есть ли у нее вообще зубы. В её расширенных черных глазах был испуг и раздражение. Её волновало только, чтобы у нее не было никаких сложностей и забот, а я сейчас представляла собой одну сплошную большую сложность и требовала заботы.
– Зорина – заверещала она – Ты что наркотики принимаешь? Ты наркоманка?
Неля Сонбоновна была невероятно глупа.
Я попыталась встать, но поняла что не могу. Голова сильно болела, а руки и ноги были словно набиты ватой.
– Дайте пройти – растолкав учеников, передо мной предстал трудовик. Он внимательно посмотрел на меня своими желтыми и мутными глазами, потом наклонился и легко взял меня на руки, и я, как обычно, почувствовала от него сильный запах перегара.
– Что Вы делаете? – немного понизив тон, опасаясь на все способного трудовика, спросила Неля Сонбоновна – Олег Арефьевич, куда Вы её несете? Надо милицию вызвать, она наркоманка!
– Дура! – со злость выпалил ей в лицо трудовик, – Это эпилепсия! Э-пи-леп-си-я!
Олег Арефьевич добрый и несчастливый человек, может даже более несчастливый чем я. Нет, нет, несчастнее чем я на свете нет людей. Этот прекрасный человек аккуратно нес меня, а я, впервые почувствовав чью-то защиту, ощутив себя в безопасности в его сильных, жилистых руках, стала плакать. От счастья плакать. Как оказывается мало мне надо для счастья, всего-то быть кому-то нужной, иметь рядом человека который будет меня оберегать. И в тот момент, наверное до сегодняшнего дня самый тяжелый в моей жизни, такой человек появился, пусть лишь на пару минут, но он был и я ощутила что такое настоящее счастье.
Неля Сонбоновна выждав пока между ней и трудовиком образуется безопасное с её точки зрения расстояние, принялась кричать нам вслед. – Что Вы себе позволяете? Вас давно пора уволить! Алкаш!
И школьники тут же весело подхватили – Алкаш! Орех алкаш! Орех богадул!
Да, у моего Олега Арефьевича тоже есть прозвище, не столь обидное конечно как мое, но тоже есть. И он тоже объект для насмешек, не столь жестоких как я, но тоже. Он посмотрел на меня и улыбнулся, потом прошептал – Все будет хорошо.
В тот момент я ощутила с этим мужчиной родство душ, и пока он нес меня по лестнице, медленно поднимаясь на второй этаж, я думала, что мы могли бы пожениться когда я выросту, и тогда я смогла бы сделать его счастливым. Я вылечила бы его душу, а он мою. Он перестал бы выпивать и мы уехали бы из этого жалкого городка.»
Алиса вела свой дневник в тетрадке почти год, прежде чем его нашла мать. В тот раз, как и всегда, когда Алиса была в школе, он лежал далеко за покосившимся шкафом,